Сергей Хоршев-Ольховский - Четыре бездны. Книга 2

Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» Цыпкин собрал у себя молодых, ещё бездетных девушек и повёл перекличку:

– Надежда Барбашова, Варвара Коновалова, Зинаида Некрасова, Татьяна Фатеева, Клавдия Цыпкина, Ан… Ан… Ан-на… – запнулся он на имени шестой девушки. – Нюся, – поправила его последняя девушка.

– Что Нюся?..

– Зовут меня Нюся.

– Сидоровна, – снисходительно улыбнулся Цыпкин, – угомонись.

– Опять неправильно! Это бабка моя Сидоровна! Из-за неё меня так прозвали!

– Нюська! – повысил голос председатель сельсовета. – Не морочь мне голову!

– Правильно! – весело захохотала Нюся и заразила смехом других девушек. – А то затвердили одно и то же: ан-на, ан-на! А сами ничего не даёте!

– Хватит хохотать! Хватит! – рассердился председатель сельсовета. – Вы хоть знаете, зачем я вас позвал?

– Целовать, наверно, будете! – продолжала хохотать Нюся по кличке Сидоровна, а следом за ней и другие девушки.

– А ну-у!.. – погрозил им пальцем председатель колхоза Константин Некрасов, входя в помещение сельсовета. – Хватить бузить *, а то всех ремнём выпорю!

– Не будем больше, председатель. Не будем… – испуганно забормотали девушки и сразу притихли.

– Степаныч, ты присаживайся, – смущённо засуетился Цыпкин. – Я быстро с ними разберусь.

– Давай-давай, действуй как Чапаев! – буркнул Константин, присаживаясь на табурет. – А я погляжу, как партийцы умеют народ агитировать.

– Первым делом хочу поблагодарить Надежду Барбашову, – начал издалека председатель сельсовета. – Молодец! Истинная комсомолка!

– Лукьян Алексеич, вы всегда одно и то же говорите, – обиженно пробубнила Надя.

– Ну так и что? Ты же и правда истинная комсомолка! И я истинный коммунист!

– Ага, истинный. А в коллективизацию в кутузке сидел за пропажу скота, – усмехнулся председатель колхоза.

– Так это же по навету, – смущённо кашлянул председатель сельсовета. – И ты, Степаныч, брось свои кулацкие присказки.

– Давай-давай, агитируй! – засмеялся Константин.

– Немцы и их союзники со страшным боем рвутся к Сталинграду и в нефтяные районы Кавказа. А японцы и турки только и ждут момента, чтобы присоединиться к ним. Надо срочно остановить фашистов! – зачастил председатель сельсовета, отчаянно потрясая кулаком.

– Нам шестерым, что ли? – опять оживилась Сидоровна.

– Тьфу ты! Вот же неугомонная! Гляди, выпорю я тебя когда-нибудь! – окончательно рассердился Цыпкин.

– Это смотря чем!.. – захохотала Сидоровна, а следом за ней опять залились смехом все девушки и позакрывали лица, в смущении, ладонями.

– Степаныч, ты послухай чё она мелет? – в растерянности развёл в стороны руки председатель сельсовета.

– Ну, Сидоровна, на этот раз ты точно напросилась на порку! – вскочил председатель колхоза и вытащил ремень из брюк.

– Всё, дядя Костя! Всё! Ни словечка больше не скажу! – спряталась за спины подруг Сидоровна и присела.

– А позвали мы вас вот зачем, – продолжил разговор председатель сельсовета. – Поедете на рытьё окопов. Военным срочно нужна помощь. Ясно?

– Ясно, – за всех ответила Надя.

– Раз ясно, тогда марш по домам за тёплой одеждой!

– Уж мы военным помогём! Ой, и помогём!.. – вынырнула из-за спин подруг Сидоровна. – Ноги еле волочить будут!

– Всё, доболталася! – взмахнул ремнём председатель колхоза и погнался за Сидоровной, но брюки его упали до колен и остановили погоню.

– Степаныч, ты-то по какому делу припёрся? – в неудовольствии посмотрел председатель сельсовета на голоштанного председателя колхоза. – Все карты мне спутал.

– Пришёл глянуть, отпустила ли мать нашу младшенькую.

– А может, Зину освободить от этого дела?.. Ей поменьше годков, чем другим?

– Поменьше. Но освобождать не надо. Как я потом людям в глаза буду глядеть? Ты же тоже не даёшь поблажки своей младшей сестре.

– Это верно. Да Клава и не согласилась бы. Она с подругами хоть на край света.

– И моя дочурка такая же. Нехай едет вместе со всеми на окопы.

Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» действительно лично повёз девушек на двух санях, вместе со стариком Ерошкой, в станицу Чернышевскую *на рытьё окопов. В Чернышевской они расселили девушек с помощью тамошних властей в семьи станичников по принципу «в тесноте, да не в обиде», сдали списки работниц в особый отдел и в тот же день уехали обратно.

Аналогичным способом расселяли девушек из других сельсоветов, сплошным потоком прибывавших на берега Чира.

Вечером того холодного и вьюжного январского дня в домах чернышевцев было как никогда шумно. Девчонки сильно промёрзли в долгой зимней дороге, но взбудораженные новым, небывалым в их жизни событием, без умолку щебетали и по любому поводу безудержно хохотали. Угомонились они только далеко за полночь. А вскорости их всех разбудили люди в штатском, но с оружием в руках, произвели перекличку и строем повели к Чиру, на высоченные крутые холмы.

– Тут немцы ни за что на свете не пройдут! – крикнула Клава Цыпкина, первой выбравшаяся по заснеженному обрывистому склону на верх высотки.

– Это точно! Тут им не пройти! – согласилась с ней Надя Барбашова, закрывая варежкой лицо от позёмки.

– Да кто его знает?.. – засомневалась Варя Коновалова. – Танков у них, люди говорят, тьма-тьмущая!

– Я хоть танков своими глазами и не видала, но точно знаю! Не проехать им по таким кручам! Тут сам чёрт ноги поломает! – с горячностью стала утверждать Клава.

– Так у них же не только танки. Они и с пушек стреляют, и с самолётов бомбы агромадные кидают, – возразила Сидоровна.

– Девки, гляньте, в траншеях какие-то люди работают! – воскликнула Зина Некрасова, самая младшая и озорная из всех девушек – совсем ещё девчонка-подросток.

– Солдаты вроде, – сказала Таня Фатеева.

– Танёк, ты у нас самая глазастая. Получше вглядись, – попросила Надя.

Таня на самом деле была дальнозоркой. Она выпрямилась в струнку, надвинула на лоб платок из овечьей шерсти, связанный собственными руками, прикрыла глаза ладошками и стала отрывисто говорить, задыхаясь от ветра:

– Точно. Солдаты. В шинелях. В руках кирки. Оружия не видно.

– Может, наши там есть? Давай узнаем! – бегом бросилась к окопам Зина и увлекла за собой подруг, а навстречу со свистом неслись завихрённые потоки снега вперемешку с землёй, сметённые рваными порывами ветра с брустверов только что выкопанных окопов, и чуть ли не валили их с ног.

Землекопы действительно были в солдатской, изрядно потрёпанной форме, но без погон и других каких бы то ни было знаков отличия. Рядом с каждым из них в снегу торчали деревянные таблички, на которых были записаны фамилии и норма выработки. Заледенелая земля болезненно стонала под ударами их кирок и ломов, но крошилась с трудом. По замедленной манере разговора и расчётливым, бережливым движениям было видно, что люди сильно истощены, а многие даже смертельно больны.