Александр Стрекалов - Немеркнущая звезда. Часть третья

Поэтому-то наши неистовые и патентованные «патриоты» американцев теперь совершенно напрасно демонизируют, приписывая им абсолютно весь негатив, делая их этакими всесильными и всемогущими разрушителями, чуть ли не земными богами даже. Каковыми они, конечно же, в реальности не являются. Куда им?! Кишка тонка!…

––

Руководство отдела становилось им недовольно, постоянно от них скрывавшимся. Назревал серьёзный конфликт. Ибо сидеть и бездельничать с газетой или кроссвордом в руках, в курилке сутками языком трепать про “тиранов” Ленина со Сталиным, всем там мозолить глаза и уши своим ежедневным присутствием – это сколько угодно и на здоровье, как говориться, это пожалуйста, Вадим Сергеевич! Это не возбранялось, было естественно и нормально тогда, было в порядке вещей. Потому что это все у них делали, и к этому все привыкли.

А вот пропадать на весь день безследно и чем-то тайным сидеть-заниматься в тёмных укромных углах, душу свою в чистоте держать, от пересудов и пьянок спасаться, от катастрофически-разлагавшегося коллектива, переполненного праздными товарищами и подругами, сходившими от безделья и скуки с ума, вынужденно становившимися греховодниками, – нет, это было и недопустимо, и непозволительно, и через чур. Потому что попахивало крамолой и дерзким вызовом обществу!

Всё это было очень похоже на то, если коротко, как если бы против течения в одиночку пробовать плыть, быть этаким белым пушистым голубем в чёрной вороньей стае, или же новым Печориным…

На Стеблова стали косо смотреть – и товарищи, и начальство. Возникли проблемы с зарплатой и премиями, карьерным ростом.

Поэтому-то в начале 1990-х годов, когда уже не было сил терпеть хронические служебные неудобства, и когда гниение и разложение горбачёвские достигли своей кульминации в их оборонном НИИ, своего итогового предела, – он, вконец измученный и издёрганный, и отвергнутый коллективом, оставил свой институт. Написал заявление на расчёт и уволился с чистой совестью, ни с кем не простившись, не поблагодарив за знакомство: пошёл торговать жвачкой…

Но это было уже потом, когда работы по “марсианскому заказу” худо ли, бедно закончились, и нечего стало делать. Совсем. А до этого проблемы со службой и дурные предчувствия с настроением Вадиму во второй половине 1980-х помогала переживать политика и бурная жизнь страны, что кипела и пенилась через край как взбаламученное вино шампанское, и к себе помимо воли притягивала как скандал, или хорошая дворовая байка.

Телевидение с радио, периодическая печать работали тогда на полную мощь, разнося по городам и весям СССР ежедневные новости из Кремля: назначения, отставки, проекты. Даже и прямые репортажи со съездов народных избранников решили на всю страну транслировать руководители телеканалов, которые (съезды) интересовали обывателя значительно больше, чем знаменитые «Семнадцать мгновений весны» или триумфальные выступления хоккейной сборной. Граждане не успевали за всем уследить: голова обывательская от горбачёвских прожектов-новин как дрожжевое тесто пухла…

При Горбачеве же в Москве начали активно продавать повсюду множество новых диковинных книг по истории и философии, литературе той же дореволюционных забытых авторов. Книги были редкими и чрезвычайно ценными в основной массе своей, крайне-поучительными и интересными, несущими Знание, Мысли, Идеи великие и Прозрения наших выдающихся предков из до-Октябрьских “мрачных” времён, касавшиеся Судьбы России – прошлой, настоящей и будущей. В советские годы они были строго-настрого запрещены по идеологическим соображениям, не издавались ни разу, не упоминались в прессе и на ЦТ как и вообще всё дореволюционное – “буржуазное” и “классово-чуждое”, “антинаучное” и “антинародное”, “отжившее” и “пустое”. Причём, это не только Андрея Дикого касалось, М.О.Меньшикова, В.В.Шульгина или А.С.Шмакова с их антисемитским писательским пафосом, – но и В.В.Розанова или И.А.Ильина. Уж их-то, казалось бы, за что третировали и травили?! Они антисемитами не были. Во всяком случае – на словах. А Розанова под конец жизни и вовсе можно было бы смело отнести к убеждённым юдофилам.

Но и Розанова, и Ильина запрещали. Как и многих-многих других прозорливых и мудрых авторов, что пытались людям глаза и разум открыть, сделать их умными и “зрячими”, морально и духовно стойкими, не подверженными вражьим чарам, как и пошлой агитации и пропаганде, рассчитанной на дурачков-простачков. Поэтому-то об их существовании даже и широко-образованные москвичи в большинстве своём ничего не знали, не слышали, не подозревали к стыду своему. Приобретённые, они становились откровением для думающих и ищущих людей, этаким “лучиком света в тёмном советском царстве” . И, одновременно, надеждой на светлое пост-советское будущее…

Стеблов здесь исключением не был, понятное дело, да и не мог быть – в силу характера своего и природных наклонностей. Жадному до знаний и Света, до Истины, и ему всё новое и запрещённое непременно хотелось купить и прочесть, понять, запомнить, законспектировать по всегдашней своей привычке. Он очумело носился по магазинам словно наскипидаренный, половину зарплаты на книги переводил под недовольное ворчание супруги. Приносил их стопками домой, часто – украдкой, и заставлял книжными новинками все углы и шкафы своей новой столичной квартиры. А потом, уединившись, читал их запоем дома и на работе, шалел от прочитанного и умнел, прозревал как слепой котёнок.

Как и в любом деле, были и здесь свои тонкости и нюансы, свои “минусы” – если так можно выразиться. Ибо много продавалось в магазинах и на лотках хлама ненужного, второсортного, уводящего читателя не туда, не на те, так сказать, “стёжки-дорожки”, не на державно-патриотические; да ещё и деньги напрасно сосущего, время и силы, который, книжный хлам – понимай, он не скоро выучился сортировать и браковать. Однако же – с Божией помощью – всё-таки выучился.

Но были и по-настоящему ценные книги, этакие печатные шедевры-откровения, за которые было сил и денег не жаль, за которые он, наверное, всё бы отдал – до последней копейки.

И первой в этом безценном ряду была, помнится, «Народная монархия» Ивана Лукьяновича Солоневича. Великая книжка, которую Вадим долго потом таскал на работу в портфеле вместе с бумагами “марсианскими”, с технической документацией, истрепал и зачитал до дыр, целые главы наизусть почти выучил и законспектировал.

Так он когда-то только «Евгения Онегина» и «Героя нашего времени» читал и учил, гоголевского «Тараса Бульбу», «Поднятую целину» и «Тихий Дон» Шолохова – с такой же точно душевной страстью, азартом, болью сердечной и радостью, и напряжённым вниманием… И так же потом до смерти и с «Народной монархией» не расставался. Потому что эта книжица – понял он – к нашей новейшей истории надёжный шифр, без которого там абсолютно ничего не понятно…