Ирина Арсентьева - Solo Piano Терезии Пасюк

Купцы и торговцы проживали в самом центре Катинска, в основном на Екатерининском проспекте. Излюбленным местом купечества и дворянства был Английский клуб, который считали главным заведением, предназначенным для времяпровождения высшего городского общества. Авторитет клуба был очень высок, и гости города считали своим долгом нанести первый визит именно туда.

Сказалась мода на всё «английское» в дворянской культуре. Название клуба лишний раз давало повод подчеркнуть, что «и мы не хуже». Правда, ничего сугубо английского в нём не было.

Однако с самого начала существования у клуба появилась особенность, которая отличала его от других заведений такого типа – он был внесословным. Его членами были и дворяне, и купцы, и чиновники. Это было связано с ограниченностью круга городской элиты. Ведь в целом население города было ещё сравнительно небольшим.

По меркам того времени Английский клуб был «гигантом» в два этажа, с трёхэтажной центральной частью. Фонтан, ставший украшением небольшого парка, в котором и размещался клуб, представлял традиционную каменную вазу с обвитыми вокруг неё виноградными стеблями с листьями и гроздьями. Очищенная вода подавалась в фонтан редко в связи с её дефицитом, поэтому на вырывающиеся из вазона поблескивающие на свету струи собирались поглазеть все присутствующие. Неоготическая архитектура клуба с вычурными колонками, фризами и фонтаном смотрелась совершенно экзотично среди большого числа остающихся наряду с современными постройками деревянных домиков и лабазов.

В дневное и вечернее время здесь собирались мужские компании. Время проводили за беседами по различным вопросам – деловым, политическим и даже культурным. Играли в карты, курили, обедали и ужинали. Там же членов клуба угощали самыми изысканными напитками. Шампанское гостям приносили непременно в серебряном ведёрке со льдом.

Отец Марфуши, Пётр Алексеевич, любил холодное шампанское так же, как и карточные игры. Он был азартен и редко проигрывал. Однажды он выиграл дом, который в прошлом принадлежал протоиерею Григорию Градницыну. Семья протоиерея была большой, и поэтому на участке земли, перешедшем ему от коллежского асессора Павла Абрамовича, был выстроен большой деревянный дом на десять комнат с окнами на четыре стороны и огромным садом. Когда Градницын решил продать участок с домом, покупателем выступил купец Саморуков, у которого Пётр Алексеевич его и выиграл в карты. В этот дом он привёл молодую жену. Здесь родилась и Марфуша.

На тихих улицах, прилегающих к городскому центру, размещались дворянские усадьбы и особняки. Магазинов и лавок здесь не было. Купцы жили в торговой части города, занимая верхние этажи своих магазинов. Владельцы же предприятий жили на городских окраинах, в особняках, построенных при своих заводах и фабриках. Пётр Алексеевич, будучи по сути своей предпринимателем, стал сдавать двухэтажный дом при своём заводе инженерам, приезжающим в город на работу, внаём, а сам переехал в особняк протоиерея.

После надлежащего ремонта и внешней отделки особняк приобрел необычайно привлекательный вид. Он выглядел немного таинственным в густой зелени тенистого сада. Среди старых яблонь и черешен пряталась маленькая деревянная беседка, которая во вьющихся стеблях дикого хмеля, закрывающих её со всех сторон, была совершенно незаметна постороннему глазу. По всему было понятно, что это место предназначено для тайных свиданий и душевных разговоров. Дорожки, ведущие к главному входу усадьбы, выложенные речной галькой, с обеих сторон украшали кустики сирени, боярышника и белой акации. Террасу с трёх сторон оплетали устремившиеся к небу толстые змеевидные лианы виноградника. В хороший год урожай винограда был настолько большим, что погреб не вмещал всех винных фляг, и часть их зарывали в земляном погребе прямо в саду. Окна дома выходили на четыре стороны, и под каждым из них была разбита округлая клумба с ограждением из белого мрамора. Клумбы были густо засажены цветущими растениями многочисленных сортов, и от этого создавалось впечатление, что неопытный художник смешал все имеющиеся краски на палитре, но, нанося на холст небрежные мазки, сам того не предполагая, получил безукоризненную по сюжету картину. Сладкие запахи врывались в окна и, смешиваясь друг с другом, наполняли комнаты ароматом бесконечной радости. Казалось, счастье поселилось в этом доме надолго. Монотонное жужжание пчёл подчёркивало состояние покоя и умиротворения.

Некогда деревянные стены дома получили каменную облицовку с гипсовыми барельефами по цоколю. На перилах маленького балкончика, козырьком выступающего над террасой, сидели два маленьких мраморных амурчика, держащие в руках изогнутые луки и, казалось, были готовы в любую минуту выпустить любовные стрелы в каждого, кто входил в дом.

Стены всех комнат велено было оклеить модными шёлковыми обоями с цветочным принтом, и лишь кабинет Петра Алексеевича оставался обшитым деревом светло-янтарного цвета. Вся старая мебель была распродана и раздарена родственникам за исключением видавшего виды фортепиано, не захотевшего менять местожительства и вписавшегося в новый стиль дома как нельзя лучше. Кроме старого, но добротного по звучанию немецкого фортепиано в огромной гостиной разместились несколько диванов и кресел, а также большой дубовый обеденный стол со стульями, обитыми тканью в тон обоям. Мебель была заказана в лучших европейских магазинах, но это не мешало ей соседствовать с исконно-русскими предметами быта – сундучками, самоварами, которые Пётр Алексеевич обожал и не мог устоять перед тем, чтобы не прикупить несколько у местных торговцев. Стены украшали пейзажи известных художников, а картины в кабинете Петра Алексеевича изображали сцены охоты. Сам Пётр Алексеевич на охоте ни разу в жизни не был, но рассматривать картины любил и никогда не упускал возможности приобрести новые. В библиотеке кроме массивных книжных шкафов было два диванчика разной величины с резными ручками и небольшой придиванный столик с гнутыми ножками для удобного чтения. Шёлковые ковры светлых оттенков в центре гостиной и библиотеки красовались замысловатыми восточными орнаментами. Окна занавешивали кружевные тюли, к тому времени уже вошедшие в моду, и благодаря им в доме всегда было солнечно и радостно.

С появлением Евдокии Герасимовны дом Пасюка стал ещё уютнее и теплее. На столах появились кружевные скатерти, вазы и вазочки с цветами, на диванах и кушетках удобно разлеглись подушечки и мягкие валики, на столике всегда лежала раскрытая книга, а на бюро недописанное письмо. Спальня с довольно громоздкой кроватью и комодом заполнилась всевозможными дамскими штучками – пуфами, трюмо, стоящими на нём шкатулками, подсвечниками и статуэтками, отчего приобрела поистине манящий вид и стала любимым местом и Петра Алексеевича. Он обожал жену, благоволил всем её прихотям, и ни для кого не было тайной, что выбрал он её не столько по расчёту, сколько по большой любви. Евдокия Герасимовна не слыла красавицей, но стоило ей начать незамысловатый разговор, как собеседник был очарован ею навсегда. Так произошло и с Петром Алексеевичем. Он познакомился с Дуняшей Михайловой, когда той едва исполнилось семнадцать…