Александр Кельдюшов - Медведица

Он прикурил от спички и глубоко затянулся. Подавленно поднял обветренное лицо и слеповато прищурился. Сегодня на него хищно уставились зевы пустых окон. Словно дома проглотили своих хозяев, но вместе с ними погибли и сами. Разбитые стекла, снятые двери и оконные рамы, захламленные серые комнаты, закопченные стены. Он даже не смог вспомнить, когда в последний раз в поселке устраивался праздник. Вернее, помнил, что это было давно. Очень давно. Когда мир казался простым, а люди – добрыми. Еще те в застойные времена.

– «Застойные времена». – Старик досадливо хмыкнул. – Как обозвали. А сейчас, выходит, у нас в стране мир и благодать. Значит, когда все строится и работает – это застой, а когда заводы закрываются, пенсия и зарплата месяцами не выплачивается, то это – прогресс. Как демократия все исказила. Подменила понятия: «что такое хорошо и что такое плохо». На самом же деле все просто, у власти стоят враги народа, которые грабят страну. Набивают себе карманы. Пляшут под чужую дудочку – американскую. – И досадливо сплюнул. – Сталина на них не хватает, вот бы он быстро навел в стране порядок.

Его ничто не могло переубедить в том, что считать СССР эпохой «застойных времен» намеренно выдумали демократы, чтобы оправдать разорение страны и скрыть свою причастность к воровству. Как бы они ни старались. У него не было ни капли сомнения в том, что именно сейчас наступили пресловутые «застойные времена», а раньше наоборот – жизнь кипела. Губы непроизвольно растянулись в улыбке, и, окунаясь в воспоминания, лицо старика разгладилось, посветлело. Потухший взгляд вновь наполнился блеском молодости, и в серых глазах заплясали озорные огоньки счастья и безмятежности. Он словно переместился в прошлое и увидел свой дом в завершении стройки. Хоть сейчас заходи и живи, но осталось исправить некоторые изъяны. Расправив плечи и набрав полную грудь воздуха, он машинально потер сухие ладони – руки, казалось, налились былой силой и помнили каждый вбитый гвоздик, каждую насечку, нанесенную топором и рубанком. Летела радостно щепа, пахло краской и свежим срубленным деревом. Работа спорилась, и звенело счастье. Петр, Мишка, Серега, Володя. Помогают возводить дом, шутками и прибаутками отгоняя усталость. Былые друзья. Теперь смотрят на него лишь с фотографий на надгробьях. Ушли все, по горькой тропе скрываясь в сумрачном тумане небытия. Остались лишь тени, и только в его сердце и воспоминаниях они сохранили свой прежний земной облик. Живые. Никто не отлынивал от работы, помогал, чем мог. И никогда не отказывал. Как молоды мы были, как не боялись трудностей. Прошлое, как глоток чистого воздуха, дуновение свежего ветерка. Успокоит и приласкает, нежно избавляя от тяжести годов, нищеты и безнадежности. Унесет печали и смоет боль.

Из глаз старика потекли слезы, но он словно не замечал их, неподвижно созерцая даль прошедших дней.

Крепкие кедровые стены, резные свежеокрашенные ставни, ухоженный садик, в котором жена каждую весну высаживала цветы. Ватаги детей, идущих в школу, к которым присоединялись его сын и дочь. Любимая работа в лесничестве. Он старший лесничий, начальник, который никогда не пользовался своим положением. И прежние друзья все его подчиненные. Вместе на работе, вместе и на отдыхе. А потом…

Влажные подслеповатые глаза старика застелили боль и тоска.

Наступила тьма. И он, как наяву, словно вернулся в прошлое. Года обернулись секундой. Мгновением. Глухим стоном. Они с женой, обсуждая его рабочий день, садятся на диван и включают телевизор, чтобы посмотреть экстренный выпуск новостей. Он заботливо накрывает ее пледом и рассеянно оборачивается… Вслушиваясь в речь диктора. Как громом поразили слова о конфликте между президентом и его окружением. В кадрах проносятся толпы разгневанных людей, застывшие танки, напряженные лица солдат и крупным планом почерневший от копоти «Белый Дом». Тогда он еще не догадывался, что все происходящее – лишь начало кровавого шоу. Что на СССР опустился молот, раскалывающий сплоченное сильное государство на самостоятельные республики, и уже жадные ручонки иностранных дельцов потянулись к обломкам великой империи, в предвкушении сорвать крупный куш. А они, наивные, обычные труженики, с тревогой переживали за судьбу Родины. Дни напряжения. Полные слухов и домыслов. На работе они спорили до хрипоты. Молодежь встала на сторону нового правительства, принимая на веру красочные речи о непременном приходе золотого века. А продавшиеся политики и рады стараться, заливаться соловьем, чтобы умаслить дорожку к сердцу народа; призрачной свободой, дешевыми ваучерами и американской жвачкой. Старики же, наученные горьким опытом, ничего не хотели менять, утверждая, что западные новшества до хорошего не доведут. Убеждали, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Как они были правы. А дальше больше… Кукловоды вошли в раж. Людям объяснили, что жили они неправильно. Недостойно. Что коммунизм – это тот же фашизм, только красного цвета. Оказывается, народу необходима свобода. Демократия. И только в ней они заживут богато и счастливо. И перестройка загрохотала по стране коваными сапогами, калеча человеческие судьбы, ожесточая сердца и делая черствыми души. Незаметно тесня людей в удушливый загон. Оставляя после себя заброшенные деревни, обнищавшие села, обворованные государственные предприятия и пустые кошельки.

Дед горько усмехнулся, выпуская клубы дыма. И вновь глубоко затянулся. Мысли вились потревоженным роем. За столько лет он так и не нашел однозначного ответа на главный вопрос: кто должен понести наказание за весь этот учиненный бардак. И вновь тяжко вздохнул, отрешенно махнув рукой.

«Бог сам разберется, кто повинен в тысячах загубленных душ… Выявит и накажет негодяя. Мое дело маленькое». Но вера в справедливое наказание не приносила должного облегчения. Он безвольно опустил ставшую в одно мгновение пудовой голову и погрузился в себя, не в состоянии унять сжимающую тисками душу боль.

Горько одно, что и их маленький уютный мир постигла та же участь. Беда не прошла стороной. Некогда густонаселенный поселок сегодня вымирал. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки от ощущения безысходности. Он прекрасно понимал, что обманывает себя, пряча за словами «все еще образуется» страшную действительность. Клюевка не вымирает. Правда ужаснее. Она уже умерла. Оставаясь лишь названием населенного пункта, отмеченным на карте России неодушевленной точкой. Населенным пунктом без жителей. Пристанищем покинутых домов и завалившихся заборов. Очередной призрачной станцией в железнодорожном атласе России, с пустым перроном. И как бы ты ни переживал и ни силился повернуть время вспять, прошлого не вернуть. Нельзя вдохнуть жизнь в мертвое разложившееся тело. Но даже если бы и смог, вряд ли это стоило делать. Возможно, что своими стараниями ты воскресил бы нового Франкенштейна, участь которого окажется более плачевной. На все воля Божья. «Чему суждено быть, того не миновать». Нужно принять страшную действительность. Ты находишься в окружении пугающей реальности, и нет способа вырваться на свободу. И твой голос не имеет никого значения. Все посты в мире давно распределены. И должность «спасителя мира» уже забронирована теми, кто этот мир разрушил.