Андрей Милов - Без любви, или Лифт в Преисподнюю

– Да, и цены, Наталочка, прошу, пожалуйста, обратить внимание, – в его фривольном тоне проскальзывали нарочитые нотки, но оттого, что голос не громок и бархатистый шепоток источался, а в глазах мелькали весёлые искорки, его слова звучали – двусмысленно. – Накопительные скидочки пора включать – по второй колонке. А что тут шла за речь о бонусах?

Она оторвала взгляд от накладной, откинулась в кресле и молчит, покачивая головой. Глаза тёмные, большие, поблёскивают загадкой.

– Что-то не так? – спрашивает Никита.

– Как там, кстати, у тебя с балансом?

Он подал ей квитанцию от приходного кассового ордера и говорит:

– Нормально. Я закрылся по деньгам.

Натали чуть склонила голову на бок. Лёгкой усмешки кривизна тронула губы, в глазах у неё затеплился плутоватый огонёк, и лицо исказилось милой недоверчивой гримасой.

– Ну, почти, – поправил себя Никита, совершенно не смущаясь. – На руках всякое барахло осталось. Могу вернуть по первому же требованию или предъявить. Но один – два воскресных торговых дня, и вообще всё тип-топ будет. По деньгам я даже в плюсе.

– Как это ты так лихо?! Умудрился-то выкрутиться, а? Даже не верится.

– Потом расскажу. Нужен ходовой товар, чтоб красиво закрыться.

– Да вот и гляжу, что ты тут понаотмечал мне. Завтра, как положено, рассмотрим твою заявку, сверим взаиморасчёты…

– Во как нужно!

Никита провёл рукой по горлу, не отрывая глаз от её лица.

– Завтра, ну пускай хоть после обеда, но чтоб в пятницу товар с самого утра уже лёг на прилавок – иначе… сама понимаешь, опять всё зависнет на целую неделю. Бодяга сплошная. Надо рвать волокно.

Она усмехнулась его словам – каким-то чудным, необычным, совершенно не таким, какие привыкла слышать в своём кругу.

– Обещать не буду, но постараюсь сделать всё, что от меня зависит. – Натали бросила взгляд ему за спину: – Пока… До завтра… Между прочим, о бонусе. Бонусы предусмотрены для тех, кто работает по предоплате… До свидания…

И послала кому-то на прощание с улыбкой воздушный поцелуй, подчёркнуто чмокнув в пустоту.

Никита оглянулся, провожая взглядом уходящих, и, когда они, наконец, остались вдвоём, наедине в опустевшей менеджерской, вздохнул с облегчением, при этом осмелев настолько, чтобы зашептать, напуская на себя многозначительный вид:

– А этот так тебя разглядывал – просто кошмар! То сверху пялится, то снизу подсматривает.

– Я не слепая. Он мог разглядеть только то, что видят все. А ты что, ревнуешь?

Никита хотел сказать, что вовсе нет, не ревнует, и это было бы почти правдой. Ему даже было приятно осознавать, что многие с завистью кладут неравнодушный взгляд на предмет, который не долее, как три дня тому назад, он тискал в тёмном подъезде, – и знает не только на глазок, но и на ощупь, даже на вкус и запах.

– Ну, не то чтобы совсем так уж и ревную…

Правда без прикрас очень часто звучит невежливо, и, как знать, порой так и вовсе бывает обидно прочесть чужие мысли, особенно когда твой собеседник в этот момент думает о тебе. И он ответил, поворачивая эту свою откровенность другой, приятной ей во всех отношениях стороной, что, после лёгкого замешательства, и в самом деле стала похожей на правду:

– Намёки… – И после заминки, как бы пропуская через себя: – Есть чуточку – занозливое. Так бы и треснул по голове!

– Кого, меня, что ли?!

– Нет, тебя я просто задушил бы – в объятиях!

Натали по нраву пришёлся искренний комплимент, и она залилась кокетливым хохотком, возведя к потолку глаза и часто-часто заморгав, чтобы тушь не потекла, при этом слабо, безвольно махнув рукой в воздухе: ой, ну и уморил, дескать.

Ну а для чего ещё такой прикид, подумал Никита, как ни для того, чтобы залучать недвусмысленные взгляды, едва прикрывая те прелести, которые воображение само дорисует и приукрасит. Но что если и беспокоило его всерьёз, так это подъезд её дома – тёмный, грязный, проходной. Один раз, по случаю, терпимо: за поцелуями и не заметишь, насколько неприютный уголок выбрали, а вот потом – надо что-то думать и как-то говорить об этом. Он не знал, что и как. И она сама – чёрт её знает, что подумала, и куда её вдруг понесёт, случись, ляпнет что он своим неловким языком. Боялся подпустить к себе очень близко, и оттолкнуть было жалко.

– Ладно. Поговорим позже, – молвит Натали, принимая серьёзный, если не сказать – суетливо-деловой вид. – Мне в самом деле некогда.

– Ты что, занята? – Никита вдруг почувствовал укол беспокойства. – А я хотел проводить тебя после работы. Может, зашли бы куда посидеть?

– Увы, не сегодня. Как-нибудь, может, в другой раз.

– Ты извини меня, если чем обидел. Я должен был позвонить, но у меня нет твоего телефона. Я не пропал. Я все эти дни, как проклятый…

– Перестань! Я не обиделась. Я просто опаздываю.

– Куда?

– В кабак.

– С кем?

– Ты что – ревнуешь?

– А как ты думаешь?! Не то слово!

– Успокойся. Я с шефом иду.

– Чем, интересно, успокоиться? Ещё хуже, что с шефом.

– Почему?

– Не пошлёшь… Да он же, ты говорила, в командировке?

– Ой, ты слушай побольше! Я соврала: эти двое просто достали меня. По полной программе. Не знала, как и отделаться. А с шефом – это так, деловое предприятие. Нас там всякой твари будет по паре. И куча нудных клиентов.

– А-а, ну что ж… – Никита развёл руки в стороны, не скрывая своего разочарования. – Ну, раз такое дело, давай хоть до ресторана провожу. Это где, далеко?

– Нет-нет, вот только этого, пожалуйста, не надо…

Задержала на нём задумчивый сочувственный взгляд и как будто смилостивилась, подсластив его горькую кручинушку:

– А впрочем, если хочешь, можешь встретить меня после. Только не у ресторана. Подождёшь у подъезда.

– Да-да, конечно же. Да хоть до утра! – ему не пришлось прикидываться, будто обрадовался, потому как он и вправду был рад…

И неожиданно смутился, удивившись чувству занозистому и нарывающему, что обнаружил нечаянно в себе, с утра ещё на пустом, казалось бы, месте, – как сладкая дёргающая боль. Опомнился – и запоздало притушил вспыхнувшую в глазах искорку тенью хмурой тучки, что заботой омрачила его дотоле безоблачное чело. Дошло, что опять сплоховал, – и разгладил озабоченную складку меж бровей, прояснившись белозубым оскалом глупой улыбки.

– Ну, до утра, надеюсь, дело не дойдёт, – задумчиво проговорила Натали, успев заметить нечто неладное в выражении его глаз, и потупила свой взгляд, чтобы скрыть, как тронула её эта его судорога на лице, что улыбкой, должно быть, зовётся, но тут же, совладав с кокетства невольными позывами, исправилась на серьёзный лад: – Где-нибудь, думаю, после одиннадцати. Пока то да сё, пока доеду… Сам понимаешь, мероприятие протокольное. Не слиняешь.