Жанна Стафеева - Нет мира в конном мире. Часть 1. Вход

Но мне не часто доводилось принимать участие в массовых гуляниях на пляж и в кино – сестренок стало уже четверо, надо было маме помогать. Наш домашний детский сад постоянно галдел, рассыпался в разные стороны и требовал неусыпного внимания. Мама предпочитала заниматься домашними делами, а процесс воспитания детей был благополучно «сбагрен» мне. Очень часто случалось, что и «за уроки» я могла сесть только после девяти вечера, когда четверо «команчей» засыпали.

Конечно мне хотелось сбегать в гости к Ваньке, так звали гнедого конька кабардинской породы, которого я когда-то встретила у магазина. Он стал совсем ручным и даже «гу-гукал», когда я приносила что-то вкусненькое. Одна беда – я еще на нем ни разу не покаталась. А так хотелось! Ванькин хозяин дядя Миша, объездчик виноградника, любил погар-цевать по поселку в старом казачьем седле. Меня в это седло не пускали. Мало ли, еще упадет эта странная русская девчонка! Отвечай потом за нее. Но я не теряла надежды.

У моего отца было несколько «пунктиков». Один из них – приучать меня к труду. То есть все вещи, которые мне хотелось иметь, я должна была заработать. Джинсы, кроссовки, дополнительные уроки английского. Я терла шкуркой детали машин, которые отец потом красил. Крыло стоило десять рублей. Капот – пятнадцать. Заработанные деньги давали почти взрослую независимость, и это было здорово. Потому что отец любил повторять:

– Ты ешь мой хлеб и должна делать, то, что я считаю нужным!

А так – хотя бы джинсы не приходилось выпрашивать, а потом за них благодарить. Именно тогда я поняла, что легче заработать, чем попросить. А потом работать стало так же естественно, как есть, спать, дышать. Это только сначала было обидно, что я надрываюсь в мастерской в то время, когда мои ровесники бегают в кино и играют в карты.

Тем временем случилось нечто, окончательно определившее мою профессиональную стезю. Началась химия.

Увидев химичку, я сразу поняла, что влипла. Уже и не помню, как эту учительницу звали на самом деле. Все за глаза называли ее Плюмбой и громко смеялись, когда она называла свинец по-латыни: «Плумбум».

Я запомни-ла ее толстой приземистой коротышкой, «так-на-так», с носом картошкой и пронзительным визгливым голосом базарной торговки.

Эта самая Плюмба очень любила унижать учеников, особенно из небогатых и многодетных семей, понимая, что их родителям некогда бегать в школу разбираться. Она упивалась своей властью и часто опускала самооценку учеников ниже плинтуса. Меня она невзлюбила, увидев имя и фамилию в журнале.

– Алевтина Адажий! Из аристократов что ли, а ну, к доске!, – взвизгнула она.

И сразу же прицепилась к моему ответу. Так посвилась первая в новой школе тройка. По химии.

Спокойная и комфортная жизнь в школе ушла в небытие. Теперь я готовилась к урокам химии по учебнику дляпоступающих в вузы, тщательно зубрила и штудировала материал. И получала всегда одну и ту же оценку – «удовлетворительно». На свою беду, в начале года я «перешла дорогу» ее внучке Леночке – в седьмом классе выиграла республиканскую олимпиаду по литературе. И теперь мне, а не плюмбиной внучке, досталось негласное звание «первой девочки школы». Плюмба как-то заявила мне в «подсобке» своего кабинета, без свидетелей, что я никогда не получу по ее предмету больше тройки, и что она обязательно испортит мне аттестат.

Тогда еще действовал конкурс аттестатов – если средний балл не дотягивал до определенного, принятого в данном ВУЗе, то у выпускника документы в просто не принимали. С «тройкой по химии» пытаться поступить в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию выглядело отчаянной наглостью. Профессии зооинженера по коневодству обучали только там, ну еще в Алма-Ате. В Алма-Ату мне совсем не хотелось.

Оставалось подавать документы на филологический факультет, где профилирующие предметы – английский, русский и литературу и история – с которыми все у меня сложилось отлично.

Но аттестат-то надо было спасать в любом случае. У меня произошел серьезный разговор с директором, которая была очень рада моим успехам на олимпиадах и конкурсах. Пожилая директриса была, конечно, в курсе истории с химичкой. Но Плюмба пригрозила уволиться, если Надежда Ивановна вмешается в учебный процесс, поэтому мой вопрос на должном уровне решить не удалось.

– Ты же умная девочка, ну так и найди к ней подход, – предложила директор.

Подходы были испробованы разные – от попытки проигрыша районной олимпиады по литературе плюмбиной внучке Леночке (не удался по причине бездарного сочинения, написанного самой Леночкой) до банальных подношений цветов и конфет по случаю дня рождения, дня учителя и восьмого марта. Ничего не помогало. «Горел» мой аттестат, и его надо было срочно спасать. Ситуация казалась тупиковой.

И вот тогда меня в первый раз посетил Рафаил. Да-да! Мне приснился самый настоящий ангел. С белыми крыльями и печальными темными глазами. Выражался он очень странно, медленно и туманно. Видимо, так говорят все ангелы.

– Бесполезны твои переживания. Если будешь бороться, то победишь… – величественно изрек ангел и улетел. Я все думала над его словами и не могла понять их смысл. Как бороться школьнику с учительским произволом? Я долго думала и придумала пригласить на школьный экзамен по химии районную комиссию.

В присутствии проверяющих Плюмба изменилась до неузнаваемости Корректна, дружелюбна. Ну, просто мать родная! Мне была поставлена на экзамене совершенно справедливая пятерка, которая вкупе с тройкой за год дала в аттестате четыре. Так я поняла, что всегда надо бороться и идти до конца, если есть, конечно, благородная цель. Еще не поздно было переиграть все на Москву, но родители были непреклонны – поступаешь в Ленинграде. Их решение начертило между нами разделительную полосу на долгое время. Мечту о коневодстве пришлось оставить. На какое-то время. И общение с лошадью тоже. Хозяин местного конечка был очень обеспокоен привязанностью, которую его Ванька питал ко мне за горбушек и морковки с нашего огорода. Конь бежал ко мне, завидев издалека. Он терся о мое плечо дохматой головой и выпрашивал вкусные кусочки, протягивая ножку. Он любил, когда ему чесали затылок и стоял, блаженно закрыв глаза. Ванька тыкался горбоносой головой мне в живот, совсем легонько – заигрывал. Жаль только, что хозяин редко приводил его с виноградника к себе домой. В один «прекрасный» день Ванька был сослан на виноградник окончательно, и мы совсем перестали видеться. Я не смогла даже попрощаться с ним, хотя покататься верхом мне все же разок позволили.

Удобно и мягко сидеть на кожаных подушках казачьего седла, только стремена, конечно, пришлось подтянуть покороче. Мне было высоко и тряско, но я на пару минут я смогла ощутить то бесконечное счастье, которое дает единение с конем. Я несла его в себе, стараясь не расплескать.