Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть I. Спасатель

Несколько раз свистнув и не получив ответа, Руслан пополз, покатился вниз, ударяясь сломанной ногой о торчащие из-под снега камни и деревья. К вечеру, когда уже стало смеркаться, он добрался до скалистого обрыва. Если бы напрямик, то до того памятного приюта, где произошёл инцидент с Норой, было недалеко, ещё километр с небольшим. В обход надо было проползти ещё как минимум километров пять. Вспомнились слова любимой шутки туристов:

– Сколько ещё до приюта? – спрашивали они у инструкторов.

– Километров пять, – бодро отвечали те, стараясь не замечать воплей возмущения.

– А на лошади?

– Километра два, не меньше. Почему-то эта шутка всех всегда забавляла и давала силы на то, чтобы одолеть остаток пути.

Увы! Не было возможности ползти ещё пять километров в сгущающихся сумерках, на занемевших руках и одной здоровой ноге, но остаться до рассвета на морозе тоже было невозможно. «Лошадь не лошадь, а парашют бы не помешал», – подумал Руслан и принял единственно возможное в данной ситуации решение. Выбрав наиболее заснеженную площадку под скалой, он прыгнул вниз, стараясь не упасть на поврежденную ногу. Уже проваливаясь в сугроб, он все-таки задел здоровой правой ногой торчащие из-под снега камни, и резкая боль опять отрубила сознание. «Сколько пролежал он в этом сугробе, сколько полз до приюта, отталкиваясь одними локтями», – сказать сложно, но, добравшись до его порога, всё, что он смог, – это выстрелить из ракетницы в воздух. Его нашли местные жители и привезли полумёртвого в штаб. Здесь сознание вернулось ровно на столько, чтобы он смог, с трудом ворочая языком, передать донесение склонившемуся над ним человеку с погонами майора. Потом всё унеслось в огненном вихре бреда. В этом нескончаемом бреду первой пришла мама. Она кинулась к нему и закричала:

– Магомет!

«Я не Магомет, я Руслан», – хотел сказать он, но язык почему-то не двигался, а тяжёлые веки опустились и закрыли глаза. «Странно, – подумал он, – почему мама такая молодая, как на той старинной фотографии?» В детстве он любил разглядывать эту фотографию, приклеенную на плотный пожелтевший картон, с витиеватой печатью на обратной её стороне и подписью: «Фотография г-на Монс». Папа на этой фотографии был в черкеске, в папахе, с кинжалом на боку, а мама – в чёрном длинном платье, с белой вуалью на голове. На руках её, в белой кружевной рубашке, с голыми ножками, сидел годовалый Руслан, а его старший брат Магомет, в настоящей черкеске с газырями, стоял рядом. С детства брат мечтал стать лётчиком. Накануне войны года он закончил Армавирское лётное училище и получил лейтенантские погоны, а в начале июля погиб, протаранив своим ястребком немецкий бомбардировщик. Руслан был ещё дома, когда пришло известие о гибели брата, и видел, как за один день поседела и постарела его мама. «Как так случилось, – вертелась в воспалённом мозгу мысль, – что мама опять помолодела, и как попала сюда, ведь наш город сейчас оккупирован немцами?»

Второй раз он пришёл в себя от бившего в глаза яркого света. Так светит солнце только на заснеженных горных вершинах. Свет бил прямо в лицо, а рук, чтобы от него загородиться, Руслан поднять не мог. И тут в этом ярком свете он ясно увидел Лизу. Да, это была она, но повзрослевшая и уставшая. Он узнал бы её лицо среди тысяч других лиц и через многие годы.

Тогда, в далёком тридцать седьмом, когда он повёл самостоятельно в горы свою первую группу, он сразу её заметил. Не заметить эту весёлую и симпатичную девчонку было сложно. На первом инструктаже она задала множество вопросов: какая самая высокая точка Кавказа, был ли он на ней, как и кто будет разводить костёр в походе, и сколько длится один переход до привала. Скрывая свое смущение, он отвечал на вопросы коротко и односложно, но лизины вопросы не кончались, пока Раиса, явно непитавшая симпатии к девушке, не прикрикнула:

– Так, кончай базар, что да как – потом узнаешь, а сейчас и покушать бы не мешало.

– Пусть спрашивает, если интересно, – заступился Руслан за девчонку, но та умолкла, бросив на Раису сердитый взгляд.

Его забавляли не столько сами вопросы, сколько то, что она непрерывно называла его «товарищ инструктор» и обращалась на «вы». Из её анкеты знал, что они с нею ровесники. Опыта общения с девушками у него не было, но раньше его это не смущало, а теперь, стоило Лизе обратиться к нему, он чувствовал, что земля уходит из-под ног и не только лицо, но и всё тело заливает выдающей волнение краской. В школе, где он учился, было раздельное обучение мальчиков и девочек, а на спортивном факультете в институте учились одни парни, да и не в обычаях кавказцев было вольное общение с девушками. Так что науку общения с женщинами ему пришлось постигать в горах, и первой девушкой, которая заставила смущённо биться его сердце, была Лиза.

Была ли она красива? Да нет, но её широкое, славянское лицо с крупными чертами необыкновенно красила улыбка. Кроме того, благодаря живому нраву, острому языку и природной общительности, она всегда оказывалась в центре внимания, и большинство окружавших её мужчин были в неё слегка влюблены. И даже зануда Кол Колыч (так переиначила эта забавница имя и отчество одного из туристов высокого и худосочного Николая Николаевича) был к ней неравнодушен и обижался на Лизавету, когда она сватала его за толстушку Веру. Махмуд, инструктор параллельной туристской группы, известный сердцеед и хвастун, заигрывал с Лизаветой непрерывно. Ухаживал он чисто по-восточному, намекая на свои редкие достоинства, которые, по его мнению, смогут превратить Лизу в верную и любящую жену. Что это за достоинства – он не говорил, но уверял:

– Всё забудэшь: и мать, и отца, и своих пионэров забудэшь.

Любопытная, но неискушённая Лизавета допытывалась, что это за достоинства такие, пока шалая Райка, которая была замечена с Махмудом в горных потёмках, не сказала, зло смеясь:

– Хватит из себя целку строить. Хреном своим хвастает, которого у него отродясь не было.

Лизавета не всё поняла в этой грубой и странной фразе, но больше приставать с расспросами к Махмуду не стала. К возможности быть украденной она относилась как к пионерской забаве и поводу повеселиться. Подставив Веру, она искренне верила в то, что сделает её счастливой. Тогда, той суматошной ночью, Вера, успокоившись, действительно была счастлива и непрерывно повторяла:

– Права была Клавдия: сколько жить буду, столько и на Кавказ ездить стану.

Несчастен был только Махмуд, так как его, джигита, осмеяли, да ещё рука сильно ныла. Если бы не эта рука, то и не узнать бы никогда Лизавете о том, что и Руслана не обошли её чары.

Он постучал в девчачью палату через полчаса после неудавшегося похищения и спросил, есть ли среди туристов медики. Лизавета оказалась единственным человеком, причастным к медицине, так как училась на третьем курсе медицинского училища и только летом, во время каникул, подрабатывала вожатой в пионерском лагере. Сказав, что рука у Махмуда кровит и надо её посмотреть, Руслан повёл Лизавету к пострадавшему, жившему в главном корпусе турбазы, за ручьём. Во время перевязки Махмуд был зол и молчалив. Лиза тоже была строга и молча делала своё дело.