Алексей Кожевников - Соболёнок

Шаг, ещё шажок, ещё чуть-чуть, и вот прыжок! Фу-ты ну-ты, успела, схватила! И вот в лапках кусочек мяса, чистого – без косточек – и непонятное, и оттого стало чуточку тревожно. Пора и домой, к сыну маленькому, ждёт ведь с охоты добытчицу мать, наверное, уже исстрадался от голода, если проснулся, разумеется.

Прыжок с центра поляны, ещё один…. Нет! Что это такое?! Почему задние лапки юной соболицы сковала непонятная и страшная тяжесть? Почему не двигаются они? Как такое возможно?!

Поднялась из-под снега ловушка, припорошенная до недавнего времени, бьётся в ужасе неопытная мать, и укатился прочь кусок мяса, ранее так манящий, и взлетел вверх под солнце яркое да небо синее полуденное прозрачными брызгами колкими снег, разворошённый борьбой за жизнь – борьбой непримиримой и обречённой…

Нельзя сдаваться, нет, ни за что! И пусть уже не чувствуется задняя часть тела своего, пусть гибкость уже не та, и пусть глупые птицы злорадствуют неподалёку! Есть шанс, надо перегрызть эту крепкую верёвку… что? Как же так… почему не выходит, что за злобное волшебство – не справляются зубы острые и не поддаётся в бессильных попытках перекусить жёсткая верёвка….

А потом от безысходности пришло понимание, что не суметь ей вырваться из ловушки чудовищной. И лежит соболица измученная, и тускнеют глаза её яростные, и остаётся одна в мыслях сильная надежда… Сынок, сыночек! Он вырастет, он должен, он будет сильным… И как-то забывается, что малышу ещё надо подрасти, ему надо как-то выжить в этом опасном мире, ему нужна еда…

Остаётся только ждать своего неминуемого конца оставшейся жизни, глупо как-то всё произошло… Вдруг ледяные когти ужаса сжали сердечко юной матери-соболицы – тень ночного охотника мелькнула над дальними деревьями, тень злобного филина.

Нет, хотелось крикнуть соболице, не надо! Я тут, не лети туда, где мой сын, прошу! Не надо!.. Но из горла вырывался только хрип и облачко пара.

Всё пропало. Даже птицы угомонились, а впрочем, какое до них дело. Осталось только ждать охотника-человека, ведь это он поставил силки на поляне, до этого дня безопасной. Живи, сын, живи и покажи всем, что ты способен на большее, чем твоя глупая, жадная и неразумная мать…

***

Вечером Афанасий, проверяя силки на юго-западной оконечности охотничьих троп, обнаружил бесчувственную соболицу. Осторожно достав её из ловушки, крепко схватил хищницу за шкирку – ведь часто так бывало, что вырывались хитрые соболи – куда до них лисицам! – притворялись бездыханными, чтобы убежать резво в тот момент, когда достаёшь их из ловушек.

Но этот соболь даже не пошевелился, хоть и был, по всей видимости, ещё живой. Афанасий хмыкнул – окрас бурый, почти чёрный, за такую шкурку можно пару серебреников выручить, это хорошо. А ему надо проверить ещё несколько ловушек – вдруг и в них кто-то попался.

Охотник вскинул на плечо берданку, положил соболицу в заплечный мешок, где находились добытые ранее им зайцы и белки. Поправив лямки, тяжело переваливаясь и оставляя глубокие следы от лыж, отправился по своему маршруту, наслаждаясь прекрасной солнечной погодой.

***

Старый Мерген тяжело подлетел к дереву, громко хлопая крыльями. Так, так… Писк доносился отсюда. Филин приземлился на заледеневший выступ перед самым отверстием замёрзшего дупла. Ему хотелось быстрее достать оттуда еду, но как же это сделать?

Дырка для него была слишком маленькой – не то что голова, лапа не пролезла бы вовнутрь. Однако оттуда так вкусно тянуло добычей, что филин после непродолжительных раздумий решился.

Могучий кедр, много зим и вёсен просуществовавший на своём веку, такое – если бы только он имел глаза! – такое он увидел бы в первый раз.

Мерген, высоко поднявшись, разогнался в полёте и, выставив когти вперед, с шумом и грохотом врезался в снежно-ледяное месиво. От сотрясения с вершины вспорхнули парочка сонных поползней, и сухие прошлогодние иголки посыпались с ветвей вниз, как проливной дождь. Но лед устоял, хотя и брызнула вокруг холодная и колючая крошка, да плач маленького соболёнка стал ещё громче. Старый охотник только потряс головой – звон в голове стоял сильный, и предметы странно двоились вокруг. Но в какую же ярость он пришёл, когда увидел, что вход в дупло, затянутый льдом, стоит цел-целёхонек! Не помня себя от злобы, бросился на непреодолимую преграду снова, и снова, и снова…

Судорожно трясущегося Мергена, едва держащегося в воздухе, буквально сводил с ума этот тоненький писк, именуемый плачем соболёнка. Дождавшись, когда пятна перед глазами улетучатся – он ими обязательно потом займётся, размышлял филин, очередные неизвестные ему ранее летуны неопознанного вида посмели перед ним хороводы выплясывать. Мерген начал очередной свой устрашающий полёт, но был остановлен неизвестно кем, задавшим неожиданный вопрос, произнесённым голосом холодным и спокойным:

– Чем это ты здесь занимаешься?

Не сумев удержаться на траектории полёта, филин кувырком полетел в кусты под могучим кедром. Когда Мергену, окончательно уставшему, удалось выбраться, он, не видя света белого, бросился на голос и… тут же упал на землю, взъерошенный и недовольный. Свалишься, однако, когда прилетает в тебя шишка еловая, и не одна, а несколько! И куда – в голову!

Кое-как сумев отплеваться от снега и старых кедровых иголок, филин сел на ветку. Постепенно приходя в чувства, он поднял голову – туда, откуда в него прилетели подряд несколько шишек.

– Белка? – удивлённо-сердито прошипел он.

– Меня зовут Ляйсян 3 3 Ляйсян – (толкование с тюркского языка) весенний дождь. Наделяет своего владельца показателем характера, которому подходит определение «вещь в себе». , – произнесла рыжая воительница, сидя на ветке рядом растущей ели, выше неприступного дупла. – Здесь тебе нечего делать, старый филин, летел бы ты отсюда.

– Ты-ы-ы… – страшно прошипел филин, раздуваясь от ярости. – Ты посмела бросить в меня шишки?! Да я тебя сейчас поймаю и съем!

– Если сможешь, то поймай! – белочка не растерялась от угрозы сидевшего внизу филина, она знала, что днём он видит очень плохо. – Я высоко сижу, и у меня хватит еловых шишек, а вот ты… Посмотри вокруг, сколько птиц расселось на ветвях деревьев и смеются над тобой? Посмотри, как ярко светит солнце. Что теперь скажешь, ночной охотник-одиночка?

Мерген почувствовал неловкую ситуацию и смутную угрозу. Однако разум старого хищника отказывался верить тому, что здесь, днём, один против большинства жителей леса он слеп и потому бессилен.

– Я вас всех съем… – злобно проклекотал Мерген.

– Ты нас всех съешь? – громко рассмеялась Ляйсян. – Ночью и по одному – может быть, но не здесь и не сейчас. Улетай. Улетай, пока можешь, иначе мне придется закидать тебя шишками.