Анна Миколайчик - Избранное

– Полицейский просил немедленно позвонить, как только ты приедешь. Я думаю, он хочет просто убедиться, что это не ты был убит.

– Мне позвонить? Но ведь сегодня воскресенье. Там никого нет, я уверен. Я позвоню завтра. А то если его самого сегодня не будет, придется рассказывать всю эту нелепую историю кому-то другому. А передавать через кого-то – хуже нет. Давай так сделаем, – словно успокаивая себя и мать, и вновь обретая уверенность, сказал Марк. – Я сегодня после дороги отдохну, а завтра спокойно позвоню. Да, мама? – от его испуга и беспокойства не осталось и следа.

– Марк, скажи мне, все действительно в порядке? Сколько вас там веселилось? – все еще встревоженно спросила мать.

– Да, все в порядке. Нас было восемь: пятеро ребят и три девушки. Все, слава Богу, живы, здоровы. Я думаю, что это… это не имеет к нам никакого отношения. Вот что: я сейчас пойду к себе в комнату, посплю пару часов, потом просмотрю план занятий на этот семестр, может, немного позанимаюсь, а ты не переживай зря. Вечером мы переговорим с тобой обо всем, о завтрашнем звонке также. Вот увидишь, сегодня нам звонить никто не будет. Они все тоже хотят отдохнуть в выходной.

Мать боялась признаться себе, что какое-то десятое чувство подсказывало ей: Марк что-то утаивает.

Любовь Александровна никогда не говорила на эту тему с сыном. Она не хотела его расстраивать, до сих пор умело скрывала, что очень тоскует по Москве, по России. Особенно остро она почувствовала бессмысленность своего пребывания в Германии после смерти мужа. Он погиб в результате автокатастрофы, виновником которой был сам: не смог справиться с управлением автомобиля в гололедицу… Невольно она перенеслась в их уютную московскую квартиру на Кропоткинской, в старом центре Москвы. Как все там было хорошо…

…Люба некоторое время колебалась, не отвечала на предложение Марка (мужа также звали Марк), раздумывала, выходить за него или нет. Мать говорила: «Не вздумай ради бога! Откажи, вдруг захочет уехать, что тогда? Умрешь с тоски там». И вот ее пророчество сбылось, изнывает она потихоньку от тоски здесь, в Германии. Но какая разница – Америка, или Германия, или какая-то другая страна – Родина-то далеко. Да… Мать решительно ей советовала тогда отказать, а подружки наоборот: «Ой, Люб, и что ты думаешь еще! Марк такой видный, красивый, умный. Такого типа люди – замечательные семьянины. Все в дом, к тому же не пьет, не курит». Сама же Люба маялась оттого, что нравился ей Марк, очень нравился, влюблена была. Но… и пугал ее одновременно. Чувствовала, что он парень не промах, но его оборотистость и энергичность не столько радовали ее, по натуре робкую и застенчивую, сколько настораживали. Ей представлялось, что уж очень беспокойной будет жизнь с ним. Но поначалу вышло все наоборот. Он настолько ее любил, что только все и делал, чтобы исполнить все ее желания, только бы ей было уютно, удобно и хорошо, хотя она ни о чем особенном его и не просила. По этой же причине, чтобы не волновалась излишне, и в школу не пустил работать. Так она, будучи учительницей английского языка, превратилась в домохозяйку. А потом появился сын, и все внимание было отдано ему.

Люба не считала себя необыкновенно красивой и какой-то особенной, и сама не понимала, почему ей выпало такое счастье. Со всех сторон она только и слышала о разводах, изменах, ссорах. И благодарила Бога, что у нее спокойная, счастливая жизнь. И чем больше старался угодить ей муж, тем больше чувства благодарности и нежности переполняли ее. Марку Люба казалась Мадонной, сошедшей с картин старых мастеров. Раз увидев ее, не мог забыть. Навсегда пленила Марка необычайная чистота ее светлого лика: огромных голубых глаз, нежного овала в обрамлении пшеничного цвета волос. Угадал сердцем Марк, а позже год от года уверялся, что не изменит жену ни время, ни появившаяся роскошь, которой он окружил ее. Многие ее ровесницы теряли себя со временем, превращаясь в суетных алчных фурий… Все было хорошо до той поры, пока Марку не пришла мысль уехать в Германию. Для него были тесны рамки законов в России, незаконно же делать бизнес он не хотел. Ему долго пришлось уговаривать жену, и она вынуждена была согласиться, так как не представляла себя больше без него.

Восемь лет назад, когда они переехали в Германию, сыну было пятнадцать. Мальчику все здесь нравилось. Он быстро освоил язык, нашел друзей. Учился он легко и поступил в университет. Не без помощи отца выбрал специальность экономиста. Ей же пришлось вспомнить немецкий, который она в институте изучала как второй язык. Это ей очень пригодилось в новых условиях, Люба и мужу помогала в освоении языка.

У Марка нашелся родственник, который приходился ему по какой-то дальней отцовской линии не то троюродным дядей, не то еще кем-то. У Иосифа Гринберга были две незамужние уже в годах дочери, и он очень тепло отнесся к их сыну, который, чем-то приглянулся ему. Гринберг обещал составить дарственную на старый дом-дачу в пригороде. Правда, с дарственной все-таки медлил, однако ключи от нее передал Марку-младшему Сначала их сын безразлично отнесся к такому подарку, но потом смекнул, что там неплохо встречаться с друзьями в праздничные дни. Мебель в старом доме стояла изрядно потертая, но для краткого времяпрепровождения была пригодна. Марку очень понравилось наличие камина. Он говорил, что это романтизирует обстановку. На дачу завезли холодильник, посуду, белье, пылесос, дрова для камина там были. Убрать дом с помощью пылесоса не составляло труда. Комнат было четыре, но кроме кухни-гостиной все небольшие. Марк всегда располагался с друзьями в гостиной, а так же иногда в прилегающих к ней комнатках. На чердак, в погреб и в маленькую кладовку в конце коридора почти не заглядывал. Со временем Марку все больше импонировала мысль, что он станет владельцем этого дома. И он даже строил планы, как и что он переоборудует там. Но в первую очередь, ему хотелось превратить во что-то другое кладовку и избавиться от хлама, который в ней был свален. Ему было стыдно перед друзьями за это старье, хотя сам он иногда вытаскивал оттуда любопытные старинные вещички. Все дни рождения и праздники Марк с друзьями стал проводить на даче.

Марк-старший примкнул к одной торговой немецко-русской фирме, а потом начал подготовку к организации собственного предприятия. Но… автокатастрофа оборвала все его планы.

В понедельник утром в кабинетах Вибке и Штока одновременно раздался телефонный звонок, который они оба ждали. Шток не стал спрашивать Марка Гринберга, почему тот не позвонил сразу, когда приехал. Он пригласил Марка явиться к нему через полчаса. А пока до прихода Марка еще оставалось время, решил посмотреть данные медэкспертизы и фотографии убитого.