Жан Висар - Чебурек пикантный. Забавные истории

И вот, я стал писать. Мучился страшно, но все равно все осилить не смог. Сашка молодец был – не побоялся. Знал, что мы ленивые, а эта работа только для упорных. Действительно, мозги свернешь, пока хоть одну только страничку придумаешь.

Но на один рассказ меня тогда все-таки хватило. Все это, конечно, напрочь сейчас забылось, но вот совсем недавно этот мой титанический труд снова попался мне на глаза. Это была настоящая рукопись – в смысле написано было от руки. Лежала она в какой-то пыльной папочке. Десяток больших листов в клеточку. Написано было аккуратно и ошибок совсем немного, значит это чистовик. Надо же – не поленился и от руки все чистенько переписал. Может даже не один раз. Вспоминается даже, что показывал я этот свой первый опыт другому моему другу – Лоде. Правда, не помню – оценил тот его или нет. Смутно помню была зима, холодно, а мы с ним стоим между дверьми станции «Университет», где дует теплый воздух и беседуем об искусстве, обсуждаем мое первое произведение. Приятное такое чувство, поэтому наверное и запомнилось…

А теперь я еще немного подумал (это уже лет через тридцать) и решил – не поленюсь, перепечатаю-ка я его, может чуть-чуть что подправлю – только корявый стиль и совсем явные ляпы и тоже поставлю его здесь, вместе со всеми другими рассказиками. Пусть уж будет. До кучи, как говориться…

Что из себя представляли две остальные части той моей трилогии, как они назывались и о чем они должны были поведать миру, сейчас я уже не помню, но первая часть, как и весь этот рассказ, так и называлась:

КЛАД

Жарища стояла ужасная. Несмотря на то, что шел только конец мая на улице стоял настоящий июльский зной, а в комнате и вообще было невыносимо. Но, тем не менее, все трое лежали на койках и безжалостно курили.

– Да, – сказал Мишка, – в Крыму сейчас хорошо: море, прохлада, шашлыки на мангалах манят к себе томных отдыхающих.

Никто ему не ответил. Два других его товарища молча пускали к потолку густые клубы дыма…

Да и ответить им было нечего. Никто из них не был в Крыму, а что такое мангал и почему он должен манить к себе томных отдыхающих, представлялось как-то неясно и только теоретически.

Зато ясно было, что если Гога не вернется в течение часа, то их желудки слипнуться от голода.

Дело было в том, что все трое завтракали только вчера в институтской столовой, да и то не очень плотно. Стипендию должны были выдать через два дня, денег ни у кого не было, занятия кончились – оставалось только лежать и ждать. Ждать стипендию было бессмысленно, все равно до нее не дожить, поэтому ждали Гогу.

Гога среди студентов считался личностью необыкновенной, почти легендарной. Как и когда он поступил в институт никто не знал, так как все его однокашники давным-давно стали инженерами. Сам же Гога продолжал грызть гранит науки с поразительным упорством, и, несмотря на то, что стипендию он никогда не получал, деньги у него всегда водились, а когда их у него не было, то он всегда знал, где и как их достать.

Этот учебный год был для Гоги счастливым – он перешел на следующий, четвертый курс. Такое событие случалось с ним не каждый год, и поэтому было решено отметить его скромным семейным ужином. Этого-то ужина и ожидали его голодные друзья и однокашники.

Гога ушел утром, когда все еще спали, а оставленная им записка: «Протирай стаканы, накрывай на стол – гулять будем! Гога.», свидетельствовала о том, что Гога решил устроить небольшой «бемс».

Стол был давно накрыт, стаканы протерты, а Гоги все не было. Но любому ожиданию приходит конец, и вскоре в замке входной двери заскрежетал ключ, дверь с грохотом отворилась и через секунду в комнату вошел высокий худощавый юноша. Это и был Гога. На нем была красная рубашка, протертые фирменные джинсы, и все это венчала копна черных, давно нечесаных волос. Гога вихрем промчался по комнате растормошил всех лежащих и грохнул на стол большой и тяжелый, видавший виды портфель, в котором что-то заманчиво звякнуло.

– Скажи Мишка, – пророкотал Гога заглядывая в бездонные внутренности своего портфеля, – ты какое вино больше уважаешь: красное Мукузани или белое Кинзмараули? Ха! Не знаешь! А Гога знает! Больше всего, господа, вы уважаете благородный белый портвейн с прекрасным названием «Винний напiй фантазiя». Божественная вещь!

С этими словами Гога вытащил из своего портфеля две громадных черных бутыли. Эта небольшая Гогина речь была встречена бурными овациями, переходящими в суетливое нарезание колбасы, хлеба и всей той нехитрой снеди, которую он притащил с собой.

Когда все было готово и разложено на газете все уселись за стол.

– Ну, что ж, – сказал Мишка, беря в руки одну из бутылей, – выпьем за наши успехи и за нашего спасителя! Штопора, конечно, в этом доме нет, поэтому будем открывать методом выбивания.

При этих словах Мишка повернул бутылку донышком вверх и нанес по нему серию сильнейших ударов. Бутылка это выдержала, но и пробка не поддалась. Мишка повторил попытку, – результат тот же – пробка намертво застряла в горлышке и выбиваться совсем не желала.

– Дай сюда, – сказал Гога, – это надо делать не так. – он подошел к противоположной стене, на которой висела огромная карта мира, примерился, и грохнул донышком бутылки в самый центр Земли, где-то в районе экватора.

К всеобщему удивлению, раздался странный треск, – бутылка напрочь смела с лица Земли загадочные Бермудские острова, унесла с собой часть Океании и по самое горлышко погрузилась в голубые воды Мирового океана. Даже всегда невозмутимый Гога растерялся и от испуга отдернул руку. Торчащая из бескрайних вод огромная бутылка выглядела настолько дико, что все оцепенели, пораженные этим апокалипсическим зрелищем.

Но Гога быстро пришел в себя. Двумя пальцами он вытянул бутылку и через круглое отверстие осторожно заглянул внутрь Земли.

– Там что-то блестит, черт меня подери! – заорал он.

Все бросились к дыре, и уже через минуту, разодранная карта и куски штукатурки валялись на полу, а в стене образовалась небольшая ниша, в глубине которой аккуратно стоял подстаканник со стаканом, из которого торчали две маленькие ложечки.

– О-о-о, – диким голосом заорал Гога, – Я знаю как это называется. Это называется клад!

Распихав всех он схватил подстаканник, подбежал с ним к окну и стал корябать его своим большим крепким ногтем.

– Там что-то написано, – впервые подал голос Алик, – от волнения он весь покраснел, стекла его очков запотели и он все время протирал их краем рубашки.

– Да, действительно, – передал ему стакан Гога. – на, давай читай, ничего не пойму в этих кренделях.

– Так, – сказал Алик и водрузив очки обратно на свой нос начал читать: «дорогой Танюшке в день ангела от В.П.» и число 5-е декабря 1910 года.