Евгений Бузни - От экватора до полюса. Сборник рассказов

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АРАБСКИЙ ЛЕКСИКОН

Б а з а р

Мистер, мистер! Купите лимоны! – мальчик лет десяти догоняет сзади и дёргает за рукав.

В картонной коробке несколько десятков маленьких зелёных лимончиков. С разных сторон спешат ещё и ещё мальчишки. Лимоны в корзинах, лотках, тюбетейках.

– Купите! Купите! Десять пиастров пять штук.

– Нет? Тогда пять пиастров десять штук.

– Сэр, бананы.

– Помидоры! Помидоры!

– Возьмите манго, с самого юга.

Базар в разгаре. Мясные ряды под навесом. Длинные вереницы коровьих, бараньих, верблюжьих туш. Овощи прямо на земле. Хочешь взять помидоры – переступи через картошку, лук, петрушку и длинные бледно-зелёные палки огурцов.

Арабы в белых джелабиях всегда рады покупателю:

– Эй, стой, не уходи! Не хочешь за двадцать? Что предлагаешь? Пятнадцать? Мало, а сколько берёшь?

И уже гремят тарелки на весах. Конкурентов десятки.

– Мистер! Мистер! – опять мальчишки.

Хватают из рук покупки и бросают к себе в корзину. Тот, кто покупает, ничего не должен нести, а им нужно зарабатывать.

Бамия – зелёные стручки, которые, когда их сваришь, готовы расползтись, как студень. Бамия и фуль, напоминающая по вкусу нашу фасоль, горами лежат на столе. Это основная еда местного населения. Здесь же холмиками финики, ящиками апельсины, связками бананы, рядами манго.

Рыбный ряд. На земле лежат полуметровые искрящиеся рыбины. Их быстро разбирают, не дают портиться. Уж что-то, а рыбу здесь готовить умеют.

Шустрый паренёк, пробираясь между людьми, кочанами капусты, баклажанами, задевая весы, обходя втиснувшийся в середину грузовик, чуть не натолкнувшись на морду осла, несёт поднос с чаем. Продавцы разбирают стаканы. Разносчик собирает медяки. Чай пьют все. Работы мальчишкам хватает.

А вверху плавится, раскаляясь, диск солнца. Быстрее покупайте всё необходимое: через тридцать минут уже не сможете спокойно ходить и выбирать продукты, а через час и не захотите их брать, вялые, подсохшие.

В е ч е р

Как только скрывается за горизонтом последний солнечный луч, город начинает отходить от дневной жары, пробуждается, потягиваясь, поднимается с тротуаров, выезжает из гаражей, заполняет улицы и магазины, включает сотни светящихся реклам, взбирается на плоские крыши, тёмные, как, впрочем, и внизу площадки открытых ресторанов, где, сев за только что вынесенный столик, вы, хлопая в ладоши, подзываете официанта и заказываете бутылку пива. Город начинает жить.

Больше всего людей на набережной возле Нила. В другой день здесь почти никого нет, но сегодня праздник, и сюда пришли со всех концов страны племена со своими товарами, песнями, танцами. Через толстые пожарные шланги поднимаются над Нилом веерные фонтаны воды. По обеим сторонам улицы вытянулись выставочные стенды, павильоны, модели машин, макеты будущих отелей.

Здесь можно познакомиться с промышленной продукцией страны, с модами одежды, увидеть новые книги, попробовать национальные блюда. Под огромными деревьями, украшающими своими кронами всю набережную, продаются прохладительные напитки: каркаде, пепси, алкола. Машины с товарами медленно пробираются среди массы людей, толпящихся вокруг только что сооруженных эстрад, на которых мальчишки в жёлтых галстуках – лэндскауты уже настраивают гитары.

На площади перед зданием министерства большие группы окружают военные экспонаты, схемы сражений, макеты Голландских высот и Суэцкого канала. Египетские солдаты подробно рассказывают о войне с Израилем. Вопросов им задают много, отдыхать не приходится.

Раздаётся стук барабанов. На набережной появляются негритянские племена. Высокие мужчины и женщины с большими коровьими рогами на головах, с десятками колец на руках и ногах образуют круг. Начинается танец «Багара». Сильные, мускулистые фигуры то ходят по кругу, то сходятся и расходятся, энергично ударяя ногами о землю, будто пытаясь раздробить её мощными босыми ступнями. В центре круга «пастух» рубит воздух громкими ударами бича, подавая сигнал для смены движений. Ни секунды остановки, ни мгновения передышки.

А рядом другой круг. Там свой ритм, своя песня. На головах перья, в руках копья. И танцы всю ночь.

М а л е ш

Очень популярно в арабском мире слово – «малеш». В нём, как в зеркале, отражается одна из характерных черт жизни народа. Всё, что человека не беспокоит, а взволновать африканца трудно, всё – малеш, то есть пустяки.

Столкнулись две машины, помялись бока, остальное обошлось хорошо. Тот, кто больше виновен, высовывается из кабины, говорит «малеш» и первым уезжает.

У вас какая-то неприятность. Вы огорчены. Все сочувственно кивают головами и не забывают сказать:

– Малеш.

Зачем волноваться? Ведь всё когда-то пройдёт.

Мы быстро привыкаем к популярному слову, и сами часто применяем его в своей речи. Иногда это помогает.

Сын сторожа нашей виллы Мухаммед остался вечером дома один. Отец мало зарабатывает и теперь ушёл куда-то на ночную подработку. Восьмилетнему мальчику страшно одному в маленьком тёмном доме без окон и света. Он выходит во двор, бродит вокруг нашего дома, чем-то сначала отвлекается, но потом садится на землю и начинает плакать, тихо всхлипывая. Потом всё громче и громче.

Наши женщины выносят Мухаммеду бананы, манго, включают на веранде свет, кладут на стулья матрац, стелют чистые простыни, уговаривают малыша поесть и лечь спать, но мальчика это только пугает, и он рыдает ещё сильней.

Тогда выхожу я и говорю Мухаммеду:

– Ма-а-леш, – чуть растягивая «а», как это произносит его отец.

Я пытаюсь объяснить, что папа ушёл на работу и принесёт оттуда деньги, купит фасоль и сварит вкусную еду. Папа будет очень рад, если увидит, что его сын спит.

То ли магическое «малеш», то ли мои объяснения подействовали на мальчугана, но он перестаёт плакать.

Мы уходим, чтобы не смущать его.

Мухаммед съедает фрукты и засыпает, свернувшись клубочком на земле. Уже спящего его переложили в постель, где и застал его утром отец.

Когда мы рассказали ему о горьких слезах мальчика, он грустно улыбнулся и сказал просто:

– Ма-а-леш.

Джунгли – это вечная тайна, скрытая, как за семью печатями, огромными листьями древовидных папоротников. Это эмбрион жизни на земле, незримо развивающийся в сумрачных чащах гигантов деревьев и густых сплетений лиан, время от времени питаемых долго не прекращающимися тропическими ливнями. Это лёгкие планеты, хрипло дышащие болью в наш технократный век, натужно, почти безнадёжно борясь с кислотными дождями, ядовитыми газами и надвигающейся пустыней. Это, наконец, колыбель человека – гомо сапиенса, который, возмужав, поумнев, развившись в разумное существо, теперь уверенно губит своим разумом не просто колыбель, но источник своего бытия, до сих пор почему-то не иссякший, таинственный, прекрасный.