Наталья Бодрова - Сололи. Там, где нас нет…

Я же пишу не для кого-то и для чего-то. Пишу потому, что боюсь, что вскоре всё уйдёт из моей памяти, по кусочкам, по эпизодам, по фрагментам. И не останется ничего. Человеческая память так устроена – стирается всё, но не сразу, а постепенно. Мне же мои воспоминания настолько дороги, что я не хочу терять ничего. А поэтому – пишу. Пишу и надеюсь хотя бы на бумаге продлить жизнь моего прошлого, продлить её жизнь и уйти.

Моя история – это история моей любви. Самой чистой, самой светлой, самой сильной и самой несчастной на земле. Она была в моей жизни, она протягивала мне руки, но я постоянно отворачивался от неё. Слишком поздно я понял, что это было самой большой ошибкой в моей жизни. Всё ценное и стоящее, что было у меня, – связано с её именем, её образом. Образом, который я старался все эти годы вычеркнуть из своего сердца, сжечь, порвать, растопить и закрыть другими картинками. Вся моя жизнь в отдельности от неё настолько неинтересна и не представляет никакой ценности для меня, что нахожу лучшим вариантом и не вспоминать о ней иначе, как вскользь, к случаю, между прочим…

Может кто-то потом найдёт эту тетрадь, исписанную моим почерком. Может даже прочитает до конца. Было бы конечно интересней, если бы историю дополняли цветные иллюстрации или фотографии, но у меня почти ничего не осталось. Только мысли о ней. Днём и ночью. Воспоминания, которым я попытаюсь придать материальную форму. Чтобы вновь и вновь перечитывать, перелистывать и переживать всё заново. До последнего дня.

Говорят, что во время прочтения великого произведения всегда есть желание написать нечто подобное. Подобное по глубине чувства, эмоций и переживаний. Хочется совершить некую исповедь. Сейчас передо мной – дочитанный ещё ночью «Доктор Живаго». Её любимая книга… Любимая книга моей любимой. А теперь и не только её. Конечно, до Пастернака мне далеко и даже очень далеко, но к ней я стал ближе с этим произведением. Мне кажется, я многое понял. И теперь мне есть что сказать.

Начну с того, что зовут меня Александр. Поздняков Александр Александрович. Сейчас мне 32 года. Самое время, чтобы подвести кое-какие итоги в жизни и посмотреть на всё со стороны. Может кто-то скажет, что мой возраст – период жизненного расцвета, но ведь всё в жизни так относительно и до того у каждого индивидуально, что не следует мерить всех по одной возрастной линейке.

Родился я и всё детство провёл в небольшом дальневосточном посёлке Сололи. В тридцатые годы двадцатого века так называлась маленькая станция на Транссибе, основанная первыми евреями-переселенцами. Спустя десятилетия это был один из тысячи обычных, Богом забытых поселков на окраине нашей страны, которого даже не было на карте Дальневосточного региона.

Две тысячи человек, бумажная фабрика, леспромхоз, мраморная шахта, сопки и уснувший вулкан в двадцати километрах, который иногда давал о себе знать. Вот и всё, что можно было сказать о Сололи тем, кто никогда там не был.

Куски мрамора лежали на улицах, в огородах, им игрались дети, его использовали в качестве груза в хозяйстве. Приезжие обычно удивлялись этому и все как один говорили, что мы ходим по золоту, но смысл этого я понял гораздо позже.

В школе нас всех как одного учили гордиться тем, что мы из Сололи. Практически на каждом уроке по истории родного края нам повторяли, что нашим мрамором облицована станция московского метрополитена. В будущем я узнал, что москвичам абсолютно всё равно из какого камня сделаны стены метро, которое они просто ненавидят из-за постоянной утренней давки и ежегодных терактов.

Мой дом находился возле железной дороги и с раннего детства я привык засыпать под голос дежурного по станции и стук колёс проезжающих составов. Ночью дребезжала посуда, раскачивалась люстра. Родителей это раздражало, а мне почему-то нравилось.

Отец работал в леспромхозе, мама – в здании администрации посёлка. До сих пор точно не могу сказать, чем именно занимались они на своих должностях, потому что к себе на работу родители не пускали. Я знал только то, что папа пилит лес и складывает его в вагоны, которые потом почему-то уходят в Китай, а мама с утра до вечера печатает какие-то бумажки. Больше знать мне было не положено.

В школе я учился хорошо. Не сказать, чтобы трудился, просто делал то, что от меня требовалось. Была твёрдая четвёрка по всем предметам. В старших классах появились пятёрки по гуманитарным дисциплинам, что радовало родителей и заставляло их гордиться мной.

В общении с одноклассниками тоже не было особых проблем. Так уж получилось, что природа одарила меня и силой, и ростом, и приятной внешностью. Меня уважали, даже можно сказать – любили. Странно, будучи молчаливым и спокойным ребёнком, я всегда состоял в активе класса. То же самое потом было и в институте, и в части, которой я служил.

В школе моими лучшими друзьями были худшие ученики класса – Андрей Попов и Серёжа Мурачёв. В седьмом классе учительница по русскому языку попросила меня «подтянуть» по предмету этих двух оболтусов, взять на поруки, позаниматься с ними. Не за горами был годовой диктант. Я долго не соглашался, понимая, что это будет бессмысленно убитое время в моей жизни.

В результате занятий моя успеваемость упала. Домашние задания мне просто некогда было выполнять из-за того, что я все вечера просиживал в компании своих горе-учеников, которые и думать не думали слушать мои наставления. В дело вмешалась мама, наши вечерние занятия прекратились, но до конца школы с этими двумя я прошагал нога в ногу.

Учителя, близкие не понимали – что меня может связывать с такими «трудными» подростками. Боялись, что я подпаду под их дурное влияние и заброшу учёбу, но как они все заблуждались… Ничего криминального в нашей дружбе не было. Это были настоящие, верные друзья, такие, с которыми не страшно ничего. Многое в жизни я понял только благодаря им.

С Андреем мы видимся раз в полгода, он живёт в соседнем городе и изредка приезжает к родителям в Сололи. Серёги уже три года как нет.

Она жила на соседней улице. Посёлок был маленький и поэтому, даже не общаясь, мы знали друг о друге всё. Я знал, что её зовут Аверина Кира, что она на два года младше меня и учится в экспериментальном классе для одарённых детей.

Семьёй они переехали в Сололи откуда-то с Запада, когда Кире было восемь лет. Её отца – Владимира Александровича знали все. Это был майор милиции, следователь и очень уважаемый в посёлке человек. Его жена – Наталья Васильевна работала в нашей школе учителем химии и биологии. Могу с уверенностью сказать, что ученики её любили, несмотря на то, что она была достаточно требовательна и принципиальна.