Елена Лаврова - Марина Цветаева: человек, поэт, мыслитель

В какой-то момент Цветаевой покажется, что сильный – сильнее её! – нашёлся: Родзевич! Но на поверку и Родзевич оказывается обыкновенным обывателем. Цветаевой так и не повезёт встретить равного и сильного человека. Собственный муж был в роли ребёнка, существа, о котором она обязана была заботиться до конца, как и подобает сильной натуре и преданной «матери».

Женщина, таким образом, была для Цветаевой предпочтительнее, ибо это было – родное, своё, ибо в женщине доминирует – душа. Душа для Цветаевой – мерило всего. В «Письме к амазонке» Цветаева показывает сафическую любовь пары: старшей женщины и младшей (девушки) – аналогия Платоновой пары. Старшая и более опытная – само воплощение души, что и прельщает в ней, прежде всего, молодых, неопытных и страшащихся мужчин с их грубым материализмом. Юная возлюбленная предаётся душой и телом старшей, которая становится для неё опорой и защитой, другом и матерью и возлюбленной. Цветаева без всякого ханжества и лицемерия совершенно откровенно признаётся, что считает такой союз «прекрасным целым, какое являют собою две любящие друг друга женщины». 24

Нигде и никогда Цветаева не скажет ничего подобного о гетеросексуальном браке. Напротив, о таком браке – всегда с сожалением. Если он ранний, как у неё самой, то это – катастрофа. Если он бездетный, то – мерзкий, как у Пульхерии с Афанасием. Если он заключается из выгоды, то вызывает горечь (жаль – женщину!). По мнению Цветаевой, некоторые женщины вообще не должны вступать в брак, так как это противоречит их психофизике, но, поддаваясь силе общественного мнения, страху одиночества, боязни комплекса неполноценности, из материальных соображений они всё-таки выходят замуж за первых встречных. Цветаева пишет о своей подруге Л. Е. Чириковой: «Красивая, умная, обаятельная, добрая, мужественная и – по-моему – зря замужем. Начало девическое и мужественное». 25

Почти то же самое Цветаева говорила об Асе Тургеневой, сожалея, что она выходит за А. Белого. Несомненно, что это был тот тип женщин, к которому принадлежала сама Цветаева – тип амазонки. Самой Чириковой Цветаева писала: «Вы – настоящий человек, к тому же юный, я с первой встречи любовалась этим соединением, люди ошибаются, когда что-либо в человеке объясняют возрастом: человек рождается ВЕСЬ!». 26

Этот комплимент, похожий скорее на признание в любви, многого стоит, ибо Цветаева говорит его молодой женщине, а ведь Цветаева терпеть не могла молодежи из-за пустоты и вечной тяге к развлечениям и шуму.

Даже если гетеросексуальный брак заключается по любви, Цветаева знает, что любовь очень быстро пропадает, и остаются долг и дети.

Цветаева как никто другой хорошо знает тайну любви, умирающей в низинах быта: «Жить любовью нельзя. Единственное, что продолжает жить, когда любви уже нет – ребёнок». 27

Цветаева знала, что мужчинам, как женщина, она не нравится. Я не нравлюсь – полу, писала она. Полушутя, Цветаева объясняет А. Берг, почему она не нравится мужчинам: «Моя мать хотела сына Александра, родилась я, но с душой (да и головой!) сына Александра, т. е. обреченная на мужскую – скажем честно – нелюбовь – и женскую любовь, ибо мужчины не умели меня любить – да может быть и я – их: я любила ангелов и демонов, которыми они не были – и своих сыновей – которыми они были!». 28

В письме к А. Черновой Цветаева называет и более серьёзную причину нелюбви к ней – мужчин: «Дарование и ум – плохие дары в колыбель, особенно женскую». 29

Мужчины, с их амбициями, нередко необоснованными, не прощают женщине ни дарования, ни ума, тем более, если сами они не обладают ни тем, ни другим. В своём дневнике Цветаева отводит целую страницу этой проблеме, которая весьма интересовала её: «Почему люди (мужчины) меня не любили.

Потому что не любила людей.

Потому что не любила мужчин.

Потому что я не: мужчин любила, а души.

Не людей, а вокруг, над, под.

Потому что я слишком много давала.

Слишком мало требовала.

Ничего не требовала.

Слишком многого (всего) ждала – и не для себя.

Слишком терпеливо ждала (когда не шли).

Никогда не защищалась.

Всегда прощала.

Всё прощала, кроме хулы на Духа Свята, т. е. – Эренбургу не простила хулы на героя, Геликону – (непонимания, глухости и слепости на) Врубеля и Бетховена – и. т. д. – и. т. д.

Всё прощала – лично, ничего – надлично.

Всё прощала – пока лично, всё прощала – пока мне (но где кончалась я???) но, поняв, осознав кого, что во мне обижают и унижают, уже не прощала ничего, вся бралась (изымалась) обратно из рук.

Потому (боялась), что боялись «связаться».

Потому что так попросту «связаться» – нельзя.

«Развязаться» – нельзя.

<���…>

Потому что у меня – «имя» (а это в цене).

Боялись моего острого языка, «мужского ума», моей правды, моего имени, моей силы и, кажется, больше всего – моего бесстрашия и самое простое просто не нравилась «как женщина», т. е. мало нравилась, потому, что этой женщины было – мало. А если нравилась, то бесконечно меньше первой встречной, которую любили бесконечно больше». 30

Это маленький и беспощадный трактат о причинах неудач в любви гения, оказавшегося женщиной. Кого из мужчин современников можно было поставить рядом с Цветаевой? – Некого! Ей нужен был рядом великодушный, умный, благородный человек, понимающий, с кем имеет дело, заботящийся о ней каждую минуту её жизни, пекущийся об её материальном благополучии и – без притязаний на собственную даровитость. Цветаева знала, что среди мужчин – даровитых или не даровитых равного ей – нет, жертвующего собой – нет. И вот, без тени гордости, спокойно она констатирует: «Мне моё поколение – по колено». 31

Идеальных вариантов сценария её жизни было, по крайней мере, три. Попался – четвёртый, самый неудачный. Все три идеальных варианта Цветаева наметила сама.

Первый: «Замысел моей жизни был: быть любимой семнадцати лет Казановой (Чужим!) – брошенной – и растить от него прекрасного сына. И – любить всех». 32

Этот вариант давал бы Цветаевой относительную свободу, которой ей всегда так не хватало. Она не была бы повязана по рукам и ногам браком, долгом по отношению к никчемному мужу, жёрновом висевшим на её шее. Цветаева не могла не понимать, что она – амазонка – тоже зря замужем.

Вариант второй, который был не хуже первого: «Я бы хотела, чтобы меня любил старик, много любивший, меня – последнюю. Не хочу быть старше, зорче, грустнее, добрее, холоднее. Не хочу, чтобы на меня смотрели вверх. Этого старика я жду с 14 лет: им был бы Стахович, им – почти был Волконский, потому что он меня почти полюбил». 33

Стахович, к сожалению, повесился в 1919 году, не смирившись с советским режимом. Волконский, к сожалению, любил не женщин, но юношей. Действительно жаль, что Цветаевой не повезло с Волконским, потому что он мог обеспечить ей тот минимум комфорта и свободы, в которых она так нуждалась.