Николай Зайцев - Преображение Смысла

С искренним уважением к Вам, Аня Солощенко.

г. Болхов, Орловская область

23.12.13

Творческая работа по мотивам рассказа

Н. Зайцева «Голуби»

Эссе «Зорко одно лишь сердце…» ученицы 8-Б класса лицея №344

И мир опустел… Сейчас здесь нет места «голубям, собакам, деревьям – простой человеческой радости». А раньше у каждого было всё: труд, родители, отчий дом, потребность в красоте, полёте души, общении с животными и друзьями. Что же могло произойти с нами?

Прочитан рассказ Николая Зайцева «Голуби».

Что я почувствовала, перевернув последний лист?

Обиду. Не детский каприз из-за очередной глупости, но жгучую боль за уже ставших близкими Толяна, ребят, собак и голубей, в несколько дней лишившихся своего мира и счастья вместе с ним.

Злость. Не застилающую глаза злобу, убивающую в нас всё человеческое и побуждающую на ужасные поступки, тем самым превращая нас в подобие наших же врагов. Злость, дающую силы бороться за своих друзей.

И, как ни странно, надежду: раз появился такой рассказ, не всё потеряно.

Жил Толян. И непонятно было, сколько ему лет. Вне времени жил: ярко, весело, среди взрослых и детей. Этакий современный платоновский герой, сумевший сохранить себя в течение почти 100 лет. Или шукшинский Чудик… Особенный человек. И общество не могло принять факт, что кто-то может жить по-другому и при этом быть счастливее окружающих.

Люди всегда стараются подогнать таких под определённый шаблон, подсознательно высмеивая, ведь намного проще сломать чью-то жизнь, чем самому стать лучше. Эта мысль подчеркивается на протяжении всего рассказа: «Многие считали его блаженным, посмеивались над его дружбойс пацанами», «бабы судачили, что мужик остепенился и бросил несерьёзные занятия, должен служить всем примером», «придурок (так называли его за бескорыстие и отзывчивость)».

Я не виню взрослых. На их долю выпадает немало горя, и не у всех после подобных испытаний остаётся воля к жизни, не говоря уже о блаженстве беззаботности. Именно поэтому детям не понятны были ответы родителей: «Нешто можно так убиваться из-за голубей-то. Ну, понятно, если корова пропала бы, или там поросёнок.

А то была лишняя обуза и нет. Радоваться надо.» Женщины держат огромное хозяйство: готовят еду, следят за чистотой в доме, воспитывают детей… Понятно, что из-за множества проблем они уже и думать ни о чём другом не могут. У мужчин тоже много забот, но иного рода: «Ну, если он так думает, оно и лучше. Улетели сами, Бог с ними. Прозреет, таких дров наломает, что и подумать страшно.»

Они тоже забыли о детских забавах, ведь, хоть и отвечают в унисон, каждый думает по-своему. Никто из взрослых так и не понял, насколько светлым был Толян до той роковой встречи, как не понял причины своих слёз на похоронах. Только дети знали о «последнем человеке» в городе, да и то, со временем, дым повседневности постепенно затуманит их взор, и вскоре Толян из кумира превратится в «придурка». Серые очки передаются людьми из поколения в поколение, и лишь немногим удаётся оставить свой взор чистым и ясным. Толян был другой, но пока всё было хорошо, его это не особо волновало. Жил он в согласии с душой, соблюдал традиции предков, «верил, что так надобно». Жил благостно, ведь любовь к миру пришла к Толяну от отца, которого он повторял как обличием, так и чертами характера. Всё светлое, как и многие другие люди, он взял из детства, но, в отличие от других, смог сохранить это в себе, потому что занимался любимым делом и не переставал удивляться и радоваться новому. А еще дома, за роскошным садом, оберегая «добро» и «довольство», охраняла его любовь мамина. Но ее не стало, и не только дома, в душе мужчины «поселилась неизбывная тоска одиночества». Нет, у Толяна были женщины. Но воспринимал он их как-то несерьезно, последними в ряду очарований. Зайцев не зря подчеркивает ряд любви героя: «голуби», «собаки», «люди тоже». И среди людей – соседи, мужики и детвора, его десяток рабочих и только потом ОНА, скорее, они. Той, единственной, он так пока и не нашёл. Если не считать Зинаиды.

И вот тут начинается самое страшное – та, что должна нести любовь – жизнь, принесла смерть. И эта смерть осязаема с первого движения «чужой женщиныu». Чужой – не умеющей любить, оглядывающей все хозяйским взглядом, не видящей естественного (зеленое яблоко – не спелое, а зимнее. И зимнее не растет на снегу). А еще она «пришла в гости и будет родней». И стала хозяйничать: «ввела новые порядки», не пускала никого во двор, а с мальчишки, гонявшего голубей, не спускала глаз – блюла, чтобы чего не украл. И все вывозила на продажу… Жизнь из дома, сада, с голубятни ушла, осталась в прошлом.

Говорят, вечная красота и женственность спасут мир. С одним условием. Если за ними, нет – над ними, с ними – стоит любовь. Вот, вероятно, в чем проблема: она «пришла деловито…» с новыми материальными ценностями – и одним махом убила все вокруг: сад, обнесенный штакетинами, в котором можно было просто так полакомиться ягодами и плодами, осиротила дом, лишив его души, продав все, что можно. Даже голубей.… И не понять вовек Толяну, что они не улетели – их заперли и увезли… продали, потому что ни сердцем, ни умом такого не понять нормальному человеку. Человеку, живущему по слову – завету Божескому.

Столкнулись два мира – непримиримых и никогда не понимающих друг друга: мир духовный, чистый, голубиный, с неотделимой сутью царства Небесного, и – материального, не признающего «бескорыстной радости к жизни, добра, света, любви, совести». А голуби, выпущенные на кладбище, сбились в стаю и улетели. Люди осиротели. А земля… Землю, точнее, усадьбу, превратили в тюрьму с толстенными решетками на окнах и колючей проволокой поверх забора… Несмотря на последние зловещие слова автора: «Наступало другое время на Земле и здесь не находилось места голубям, собакам, деревьям – простой человеческой радости», я верю, что когда-нибудь все люди станут жить по образу и подобию Господа, и воцарится царство Небесное на земле!

С самого начала прочтения рассказа никак не могла понять, что же так смущает меня в имени главного героя. Поняла: Толян – не кличка, что-то свойское, рубленое, какое-то недоделанное, что ли… Озарило: а жил-то беспечно. Не прилагая сердечных усилий, не испытав всеобъемлющей любви. Жил как бы по инерции, в довольствии всеми и собой. А душевных сил рассмотреть фальшь, не-любовь не хватило. Вывод? Не будем работать над зоркостью своего сердца – погибнем так же.