Алла Кречмер - Зарево

Она встретила его как обычно – в атласной хламиде, с рассыпавшими по плечам локонами и неизменной пахитоской в длинном мундштуке. Она втащила Матюшу внутрь и швырнула на диван, словно игрушку. Матюша, привыкший к эксцентричным манерам подруги, немного обалдел от ее стремительного напора, но послушно обнял ее, когда она опустилась и прилегла сбоку.

– Ну, ты наблюдал эту прелестную сцену? Николаша-то выскочил, как ошпаренный! – заметила Фиона. – И где он теперь бродит?

– А тебе не все равно, где барон проводит вечера? – удивился Матвей.

Странно, никто не доложил Матюше о предшественнике.

– Ты же знаешь, он то на вечеринках, то в ресторанах. Коли денег куры не клюют, так чего же не гулять. – продолжил он, целуя локоть ее нежной руки.

Фиона потушила окурок о край металлической пепельницы и нервно отстранилась для того, чтобы достать новую пахитоску из коробки, расписанной в восточном стиле.

– Ты не обо всем осведомлен, малыш: барон беден, как церковная мышь. – заявила она, прикуривая. – Это он перед нами фасон держит. Думает, никто не догадывается, что вечерами он работает, а не просаживает деньги в игорных домах и ресторанах.

– Да? А я слышал…

– Я же говорю, спектакль разыгрывает.

Матюша задумался, и Фионе показалось, что с непривычки его мозги заскрипели, как немазаная телега.

– А ты-то чего всполошилась? – повысив голос, спросил он. – Ну, зарабатывает, хотя ему по чину не положено, ну так ведь не ворует.

– Не кричи! – шикнула Фиона. – Необязательно оповещать всех присутствующих о нашей… дружбе.

Дальше вечер пошел по накатанной.

– А ведь ты, Матюша, терпеть не можешь земляка своего, Петю, – высказала предположение Фиона, проводя пальцами по его щеке.

Она смотрела на него пристально, словно хотела вложить свои мысли в его голову. Матюша дернулся, и она поняла, что угадала.

– Как ты? – спросил он, отстраняясь.

– Как я догадалась? Ну, это нетрудно. У тебя все на лице написано, милый. Ты ему завидуешь? А, может, ты тоже на Зою глаз положил? Тогда скажу: напрасно, она втюрилась в Петечку, и даже барону дала от ворот поворот. Не делай такие глаза – с чего бы ему убегать из дома после разговора с ней. Одно радует: уроки прекратятся, и эта мамзель у нас больше не появится.

– Да, не появится, как же. – засомневался Матюша.

Лежать на старом диване было неудобно, несмотря на обилие подушек, подушечек, думок и мягких игрушек. Матвей дернул на себя покрывало и чуть не опрокинул пепельницу, которую Фиона неосторожно поставила рядом.

– Мне мадемуазель никогда не нравилась, ты же знаешь, – заявил он, – приходит или нет, меня это не волнует. А Петьку я и в самом деле терпеть не могу. Почему, я тебе не скажу, это наши с ним счеты, еще с деревни.

– Козу не поделили? – усмехнулась Фиона, наливая вино в стаканы.

– Да при чем здесь коза? – отмахнулся Матюша. – Силины богато живут, они и скотиной-то не занимаются, у них батраков полно.

– Завидуешь?

В зрачках молодого человека сверкнул недобрый огонек: Фионе стало не по себе. Она подумала, что кажущийся малохольным Матюша не так прост, и лучше с ним дружить.

Зависть – страшная штука, она может подвигнуть на такие мерзости, о которых противно упоминать. Впрочем, надо включить мозги и использовать чужую зависть для собственной выгоды.

– А ведь мы можем подгадить и Петру, и мамзель, – загадочно улыбаясь, произнесла Фиона, садясь рядом и запустив пятерню в волосы Матюши. Она взъерошила их, а потом наклонилась и впилась в его рот долгим поцелуем.

– Что я должен делать? – спросил он, обнимая ее за талию и приближая к себе.

– О, в придуманной мною пьесе твоя роль главная, и, если мы сыграем нашу партию, как по нотам, мы никогда не увидим в этой квартире ни Зою, ни Петра Силина.

Матюша выполнил свою часть задумки, которую ему обрисовала коварная Фиона – написал письмо Ивану Силину, в котором не пожалел эпитетов для того, чтобы обрисовать поведение

Петра в столице. Он нажимал на то, что их сын связался с «негодной петербургской девкой», и этим позорит уважаемое в округе семейство Силиных.

Зою он представил авантюристкой, выкачивающей деньги из мужчин, безнравственной и недалекой. А в конце приписал, что «сия особа» мешает Петру в учебе, и он уже завалил несколько зачетов.

Письмо было отправлено: оно должно было оказать свое действие как раз после летней сессии. Матюша, зная характер Ивана, полагал, что отец не замедлит прибыть в столицу и приструнит сына. В присутствии отца Петр не решится видеться с Зоей, а там… Как говорится, с глаз долой, из сердца вон: либо Петр забудет свою «принцессу на горошине», либо Зоя, обиженная его невниманием, найдет себе другого.

– «Пусть Петьке будет плохо так же, как мне, когда увели Глашу», – подумал он.

То, что задумала Фиона, было не так просто для выполнения. Она планировала напоить Петра до бесчувствия, а затем под любым предлогом затащить в квартиру Зою и продемонстрировать любимого человека во всей красе. Впрочем, продемонстрировать в своих объятиях.

Оставался вопрос: как напоить Петра? Этот деревенский правдолюбец не пил и не курил, а общение с Фионой свел до двух фраз – «доброе утро» и «спокойной ночи». Ее иногда обижало его пренебрежение – тоже мне, рыцарь из Боровиц! На признанную красавицу и талантливую актрису Фиону – ноль эмоций! Она и в глаза ему заглядывала призывно, и задевала бедром в дверях – бесполезно!

Ладно – медички, скучные зубрилки, однако с ними он пьет чай и разговаривает на разные темы. Конечно, если Фиона по-соседски заглянет к ним, то не прогонят, однако специально не зовут.

Ей пришло в голову подсунуть Петру снотворное в чай. А что, неплохая идея! Петр любит хороший чай, особенно китайский, кирпично – красный, со вкусом лимонника. Дело было за малым: достать снотворное и затащить в нужное время Зою. Заманить под любым предлогом.

И вдруг все застопорилось: после неловкого объяснения с Николаем Зоя избегала встреч с ним и перестала бывать у них в квартире. Кажется, ни он, ни она не собирались возобновлять уроки, и Фиона могла порадоваться тому, что соперница устранена без особых усилий, однако она почти пала духом: Матюша смотрел на нее вопросительно – и что же дальше? Как же быть с Петром, чье присутствие раздражало его все больше? Пребывая в мрачном расположении духа, Матюша не делал попыток помочь или что-то посоветовать своей сообщнице.

Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта история, если бы не Викентий Петрович, тот самый ростовщик и кавалер Зоиной матери. Всю зиму он исправно навещал бедную квартирку Новиковых и любезничал со своей нареченной, а с наступлением весны стал приходить реже и реже, пока окончательно не пропал. Настроение Павлы Семеновны упало, словно барометр в ненастный день: она ходила, как потерянная, стараясь избегать расспросов. Пролетели масленица, пасха, а о свадьбе и речи не было.