Алла Кречмер - Зарево

Ксения, которой не понравилось ее хватание, встала между ней и мужем.

Урядник же глубокомысленно заметил:

– Вы, мамаша, на суде это будете говорить. Как же не хотела, коли она туда крысиный яд положила. Смотрели бы лучше за дочкой, мамаша. Ей дорога в тюрьму, а мне тоже беспокойство -сколько протоколов надо написать.

– Глашенька, детка, скажи что-нибудь, – упрашивала мать. – Скажи, что не хотела.

Глаша опустила голову, и черная пелерина волос распустилась по плечам.

– Хороша! – воскликнул, глядя на нее один из полицейских. – Жаль такую девку в тюрьму везти. Парень -то хоть стоящий, из-за которого страдать будет?

– Да какое там, – махнула рукой Лизавета. – Не чета он моей дочке, карактером он слабоват. Ну не нужон он ей, с чего ей травить его, коли не глянется?

Ксения, до этого не вступавшая в разговор, вдруг напустилась на урядника:

– Ты что это, поселиться у меня в усадьбе задумал? Тянешь кота за хвост -давно бы уже брал арестованную, да ехали бы в уезд. Не видишь, под окном народ собирается – а мне и моей семье позора не нужно!

Ее недовольство возымело действие, и вскоре полицейские ушли, уводя с собой Глашу. Позади бежала Лизавета с узелком в руках.

Из сеней все перешли на кухню. Иван сел за стол, а Ксения принялась хлопотать у плиты.

– Глашки нет, подавать некому, – заметила она, доставая кашу из печки, а из буфета хлеб и расстегай.

– Мне бы квасу, – попросил Иван.

– Возьми сам. Или Петра попроси. Да садитесь уже, – в голосе Ксении слышалось непонятное раздражение.

– И чего ты взъелась? Неприятно, конечно, но ведь Матюша, слава Богу, жив, – произнес Иван. – Может, еще и не посадят.

Ксения села рядом.

– Посадят или нет, мне уже все равно – ни Лизаветы, ни ее дочери -погубительницы я в своем доме видеть не желаю, – отрезала она, и в ответ на немой вопрос мужа добавила:

– А ты не понял? Ведь это она Петю нашего хотела на тот свет отправить, дрянь такая, да господь отвел.

Сидя в вагоне, Петр вспомнил подробности того вечера, пресловутую кринку с компотом. Неужели правда то, что после их разговора наедине, Глаша задумала недоброе?

Верить в это не хотелось, но столько совпадений. Петр прикрыл глаза и представил себе Глашу – такой, какой она была раньше – до того, как он внезапно обнаружил ее влюбленность. Нет, не могла эта девочка, названная сестра, попытаться отравить его.

А с другой стороны, каким страстным огнем горели глашины глаза, когда он оттолкнул ее в ответ на притязания – ему показалось в один момент, что она превратилась в ведьму, и от такой Глаши всего можно было ожидать.

Почти всю дорогу Петр занимался самокопанием, а под утро задремал с мыслью, что суд во всем разберется и установит виновность или невиновность Глаши.

Жаль Матюшу, но, Бог даст, поправится и приедет в Питер вслед за Петром. А Петр, как устроится, непременно пришлет Волуновым свой адрес.

Поезд остановился у перрона Царскосельского вокзала, и пассажиры стали покидать вагоны. Петр Силин вышел на платформу одним из последних. Он проталкивался к выходу сквозь толпу таких же пассажиров и раздумывал, что делать дальше. Наверное, надо было взять извозчика и отправиться по адресу, который ему дал деревенский доктор – адрес его сестры. Он и письмо написал, и разъяснил, как доехать.

Петр коснулся рукой жилетки: маменька зашила туда деньги за подкладку, опасаясь воров. В кошельке у него была небольшая сумма, которой должно было хватить на оплату извозчика. В руках он держал чемоданчик и свернутое в скатку пальто, а кошелек лежал в потайном кармане, и Петя ломал голову, как достать оттуда деньги, не привлекая внимания.

Извозчик нашелся сразу. Оглядев Петра с головы до ног, ражий парень презрительно хмыкнул и громко произнес:

– Садись, деревня, довезу. Куда ехать-то?

Петр в свою очередь вернул ему презрительный взгляд и спросил:

– Сам-то давно в город перебрался? Откуда прибыл? Псковский? Новгородский?

– Ярославские мы, – набычился парень. – На заработках здесь.

– Ясно. А город хорошо знаешь?

Возница не снизошел до ответа.

– Ладно, не сердись, – спокойно сказал Петр, – Отвезешь по этому адресу?

Он сунул в нос бумажку, и парень назвал цену. Немного поторговавшись, пришли к согласию, и Петр уселся в экипаж.

– Пушкарская, там квартиры дорогие, – заметил парень. – Ты на заработки прибыл? Кстати, меня Степаном зовут.

– Меня Петром. Я буду в университет поступать.

Петр отвечал лениво, а сам с интересом смотрел по сторонам – вот так дома! А фонари! А трамваи! А что за золотой купол промелькнул в просвете улицы – красота какая!

Степан поправил шапку и почесал в затылке.

– Надо же! – удивился он. – А так не скажешь? А на какие деньги?

– Чего ты сразу про деньги? – возмутился Петр. – Боишься, не заплачу?

– Нет. Думаю, что смогу тебе помочь, если на Пушкарской не сойдетесь в цене. Знаю пару адресов, где студенты обитают – живут коммуной, так дешевле выходит.

– А откуда ты знаешь? Тебе-то какая выгода – не думаю, что студенты раскатывают на извозчике.

Степан усмехнулся.

– Да всякие есть студенты. Кто копейки считает, а кто папины капиталы просаживает. Есть тут один такой, барон из Эстляндии. Этого почитай кажную неделю вожу.

– Знаешь что? Отвези-ка меня в эту свою коммуну. Мне деньги с неба не падают, да и веселее с ровесниками, – предложил Петр. – Это в центре? От Сенной далеко?

– Да рядом, недалече от Владимирской церкви. Поехали, – обрадовался Степан.

Ларчик открывался просто: квартира принадлежала семье Антипиных, землякам Степана. Они давно перебрались в столицу из Ярославля и удачно занялись торговлей. Накопив денег, стали скупать квартиры в доходных домах и сдавать внаем. Хозяйка привечала своих, ярославских, а также студентов – к ним она питала слабость и испытывала уважение: как же, эта молодая поросль изучает что-то такое сложное и непонятное, а потом они выучатся и станут докторами и инженерами. Вот и сейчас Марфа Петровна (так звали хозяйку) с интересом посматривала на паренька, которого привел Степа. Невысокий, русоволосый, круглолицый, одет небогато, но аккуратно. И разговаривает рассудительно. И на любой вопрос у него готов ответ. А то, что будет учиться на инженера -путейца, тоже неплохо – факультет находится в пяти минутах ходьбы. Один недостаток – паренек не ярославский.

Марфа Петровна подумала и решила, что это она как-нибудь переживет, а то, что комната вторую неделю пустует – вот это плохо.

– Я согласна, – заключила после некоторого размышления Марфа Петровна. – Вечером другие жильцы вернутся, так познакомитесь. У меня медички живут, поэт, актриса, даже барон есть.