Валентин Шентала - Тайна принцессы. Социально-фантастический роман

– Прорвёмся, – сказала Лу, обняв мужа, – прорвёмся. Лучше подумай, куда нам ехать?

– А что тут думать? Конечно, за океан, в Объединённые Государства Армы.

– С одной стороны, верно, – возразила Лу, – но с другой стороны, это слишком традиционный ход. Если Ванта исчезнет в Старом Свете, то первое, где будут её искать, это в ОГА.

– И что ты предлагаешь?

– Для начала попробуем поискать убежища здесь, в Евре.

– Думаешь, это оригинальный ход?

– По крайней мере, не традиционный. Сейчас, ведь, эта самая Арма считается модным местом для мигрантов. Давай для начала устроим турне по странам Евры, приглядимся, приценимся, подумаем… А там, глядишь, что-нибудь сообразим.

– На какие шиши? В карманах-то пусто!

– Ты же – клоун, устрой бродячий цирк! Это и деньги, и постоянные перемещения по континенту.

– А за одно и наводка для шпиков, – возразил Тиу. – Нет, без рекламы здесь денег не заработаешь, а любая реклама в нашем мире ориентирована на круглианцев. Этот путь «заказан».

– Если всю жизнь провести здесь, конечно, это – тупик. Но кто нам мешает отправиться в Арму потом, когда Круглианская Церковь успокоится?

Тиу неожиданно хлопнул по своей руке и, показывая на убитого комара, сказал:

– Никогда она не успокоится. Как и эта тварь…

Солнце ещё не показалось из-за линии горизонта, но небо с восточной стороны уже давно горело предрассветным пурпуром. Над этой с каждой секундой расширяющейся полосой нависала голубая полоса неба, плавно темнея по мере продвижения на запад. Прохладная ночь нехотя отступала перед освежающим душу рассветом. Мелодичная гармония Коуша!

Однако у подножия горы Прорвы, с которой скатывали в пропасть с противоположного склона преступников, приговорённых к смерти , царило совсем не весёлое настроение. Сегодня – день казни. Этим всё сказано. Толпа бушевала, плакала, проклинала, печалилась одновременно. Билеты проданы, ставки сделаны. На что ставят? – спорят на то, на каком часу смертник «загнётся»? Ведь перед тем, как быть сброшенным в заколоченной бочке с Прорвы в бездонную пропасть, так называемый преступник должен вкатить на гору эту самую бочку, набитую камнями по собственному весу приговорённого. А 6 блюстителей постоянно «стимулировали» смертника тяжёлыми пинками, кнутами да подзатыльниками. Последний Поход мог продолжаться не один день, всё зависело от физического здоровья осуждённого, хотя крутизна горы была такой, что чаще всего действо длилось не более двух-трёх часов. Но так как зрелище было не ограниченным во времени, степенная публика подтягивала свои зады ближе к полудню, а ставки делала на следующий день: к этому времени все, кто был слаб, умирали и азарт только раскалялся. К рассвету же подходила только самая бедная публика, т. к. билеты на это время стоили дешевле всего и ставки были минимальными. Родственники же и друзья любовались этим зрелищем (слава Наместному Прокуратору!) бесплатно.

Молодой израненный побоями, худой человек в кандалах тяжело вздохнул и одними лишь губами прошептал: «Господи, матерь святая, да не оставь мир сей без длани твоей вседержащей!» Естественно получив после этого пару кнутов с железными «ежами» на концах толстых верёвок, он покатил свою бочку в гору. Тяжёлое, как мир, солнце в последний раз в глазах Спасителя (а это был он) вставало над миром, а он вспоминал вчерашний разговор у Наместного Прокуратора.

В полутёмный, тускло освещаемый факелами на стенах приёмный зал Наместного Прокуратора ввели сильно измождённого побоями Истра.

– В чём твоя правда? – устало спросил Прокуратор.

– Правда в том, что у тебя сейчас нестерпимо болит голова 1 1 М. Булгаков, «Мастер и Маргарита» и ты в данный момент больше всего хочешь избавиться от этой боли.

Прокуратор удивился такой дерзости, но через секунду он ещё более удивился, когда Истр сказал:

– Ещё моя правда в том, что она сейчас пройдёт, – и голова действительно прошла.

– Откуда ты знал?

– Это очень просто, – сказал молодой человек. – Ты полностью здоров, а значит головные боли у тебя на нервной почве. Достаточно было лёгкой встряски, что б она прошла.

– Хорошо, но откуда ты знал, что она болела? Я, ведь, никому не говорил.

– Прокуратор, ты забыл, кого судишь! – ответил Истр.

– А, так ты намекаешь, – Прокуратор подглядел на текст обвинения, – ты намекаешь на своё «божественное происхождение»! Но если ты – бог, зачем спустился на землю?

– Что б спасти тебя, Прокуратор, ответил Истр. – Тебя и миллионы других людей.

– От кого? Человек – царь природы, а Император – царь человеков. Что мне может угрожать, если я верно служу Императору?

– Ты сам, – ответил странный собеседник. – Нет ничего страшнее для людей, чем сами люди.

– Допустим, хотя это спорный тезис, – сказал Прокуратор, вспомнив своих голодных львов . – Но как же ты собираешься нас от нас же спасать?

– Я пришёл в этот мир, – ответил Истр, – для того, что бы предложить спасение через спасение души.

– Души? Это сердца, что ли? Так оно у меня не болит!

– Сердце – это сердце, – вздохнул Истр, – а душа – это душа. И принадлежит она не нам, а Миру. Если бы Великая Богиня не захотела б создавать этот Мир, никого из нас не было бы. Ни тебя, Прокуратор, ни меня, ни вот этих двух добрых стражников.

– Добрых? – удивился Прокуратор. – Да они же – душегубы, ты же их должен ненавидеть!

– Они делают свою работу, Прокуратор, – вздохнул Истр, – а потому и добрые. Если бы каждый человек делал бы только свою работу, порядка было бы куда больше. Они должны быть уверены, что я – негодяй. Это ты должен разобраться, кто я такой.

– Тогда кто же, по-твоему, злой человек?

– Злых людей не бывает, бывают уставшие, замотанные жизнью люди, которые забыли или никогда не знали, что они – люди.

– Меня, – сказал Прокуратор, – называют злым человеком. По-твоему, я забыл или не знал о своей доброте?

– Если бы ты не знал о доброте своей, ты бы в детстве не мечтал бы стать судьёй, что б помогать неправедно обвинённым.

«А ведь это действительно так», – подумал Прокуратор, лишённый сейчас имени в знак того, что его решения должны быть максимально взвешенными и независимыми. Если человек имеет имя, он всегда имеет собственное мнение, следовательно, по понятиям Права, он не может быть объективным. Прокуратор вспомнил, как в детстве он был свидетелем ареста отца и братьев, как они кричали: «– Я не виноват!», как их всё-таки сбросили в Пропасть и как он, будучи маленьким ещё мальчиком, дал себе слово стать судьёй и судить честно. Где эти помыслы?