Мия Тави - Ярмарка чудес. Недетские сказки

– Почему рухнул? Просто спрыгнул. И я не кошка, а Кот, – подумав, скромно добавил. – Ученый.

На его шее явственно проступала золотая цепь.

– Кот ученый… – пробормотал Антон, – Что за чертовщина.

– Посмотри на номер квартиры, – подсказал общительный Кот. Ученый, как выяснилось.

Антон поднял глаза и похолодел. Номер квартиры был не его. И как это понимать?

– Кот… эээ… Ученый…

– Можно просто Кот, – доброжелательно заметил Кот.

– Кот… я уже не спрашиваю… Хотя спрошу, раз пошла такая чертовщина. Где я? И почему ты разговариваешь? Мне что-то в пиво подмешали?

– Нет, расслабься, – улыбнулся Кот. – Пиво нормальное было. Помнишь, что ты сказал у входа в подъезд?

Антон нахмурился, вспоминая…

– Ну и мороз? Нет? Что я сказал?

– Ты сказал: «Чтоб я так жил».

– И?

– Что и?

– И что? Я часто это говорю, присказка дурацкая.

– А что при этом думал?

– Что?

– Ты думал про Ниццу, что там сейчас тепло.

– Я что, в Ницце?

– Нет.

– Но где?

– Ты сказал это, переступая через порог. Так?

– Наверное.

– И я как раз проскочил. Спас тебя, если что.

– От чего?

– Как ты не понимаешь. Пятница, тринадцатое. Полнолуние.

– И?

– Вот балбес. Мысли, неправильно озвученные на пороге могут забросить неизвестно куда. Я тебя спас, но сделал все, что мог. На твоем месте я бы поинтересовался, что делать дальше.

– Что? – послушно поинтересовался Антон.

– Зависит от того, чего ты хочешь. На самом деле.

– И чего?

– Ну ты, блин, даешь. Ты хочешь остаться в этой реальности, совершенно тебе не знакомой?

– Нет, – помотал головой Антон. – А что, отсюда можно вернуться?

– Вернуться можно хоть откуда. И хоть куда. Это намек.

Антон неожиданно для себя поверил во всю эту чертовщину. Посмотрел в зеленые кошачьи глаза и сказал:

– А давай, правда, в Ниццу. Сто лет там не был.

– Ты серьезно?

– Шутишь? Нет, конечно. Но если ты проваливаешься в чудо, надо этим пользоваться. Сможешь, Кот Ученый?

– А то! Запросто.

Кошачьи глаза вспыхнули, Антон зажмурился. Когда открыл глаза, в них било солнце. Февральское солнце Ниццы. Огромное желтое дерево цветущей мимозы…

Антон расхохотался, выбросил ненужный уже ключ и направился, насвистывая, в сторону Старого Порта.

Жила-была на свете замечательная молодая женщина.

Её очень любили и её родители, и родители мужа, а дедушки и бабушки с обеих сторон в ней просто души не чаяли. Соседи в пример ставили своим дочерям—подросткам. Друзья—подружки ею просто восхищались.

В квартире у неё царил полный порядок – всё красиво обставлено, сияло чистотой и свежестью. Постельное бельё хрустящее, полотенца всегда чистые и выглаженные. Вкусно пахло.

Кроме её мужа, жил там и большой рыжий кот, толстый и равнодушный. Гулять на улицу никогда не ходил и совершенно не протестовал, когда его два раза в неделю купали. Шерсть от него нигде не встречалась.

Ещё в таком чудесном доме не водились ни мухи, ни комары и тем более шкодливые домовые.

Замечательная наша хозяюшка в домовых не верила, хотя бабушка когда-то рассказывала про одного, что жил в их стареньком доме. Он шкодливый был в меру и очень разговорчивый.

У всякой такой нечисти не было никаких шансов поселиться здесь. Им не найти даже маленькой щёлочки, которую бы каждый день не чистили и не мыли.

Где уж тут закрепиться, с толком и чувством обосноваться? Как-то неуютно получается.

В квартире было всё, что нужно для счастливой жизни. Единственно, чего не было – зеркал.

Большое бабушкино зеркало в бронзовой оправе осталось на старой квартире – трещинка некрасивая на нём появилась. А новое так и не купили. Как-то не нужны были зеркала.

В ванной комнате кафельная плитка всегда натёрта до блеска – муж замечательной женщины мог в неё смотреться, когда брился.

Женщина работала дома. Составляла аккуратные отчеты для одной частной фирмы, вела бухгалтерию. У неё не было никогда ни одной ошибки в документах. Платили ей хорошо.

В один декабрьский сумрачный день всё изменилось.

Во входную дверь настойчиво позвонили. Хозяюшка была занята уборкой и не смогла быстро открыть. Раз в две недели она мыла потолок на кухне со специальным мыльным раствором, секрет которого никому не выдавала. Вытерла руки, слезла со стремянки и побежала открывать дверь. Никого не было. Перед дверью, прислоненный к косяку стоял огромный плоский картонный ящик. Затащила она его в прихожую, пыль обмела. Ручку входной двери обтёрла. Коврик перед дверью влажной тряпочкой почистила и побежала дальше наводить чистоту.

Вечером её муж не торопился возвращаться с работы. Заехал в магазин, купил продукты по списку. Печальные мысли бродили в его голове и не складывались в понимание Новогодних праздников, которые уже наступали…

– Опять к нам никто не придёт. Все друзья боятся намусорить и нашуметь у нас в квартире. Музей какой-то, – он опустил голову и посмотрел на свои наглаженные шнурки на ботинках. – Ну, прямо, совсем чересчур.

Рис. Ирины Соловых

В подъезде вкусно пахло запеченной в духовке курочкой. Он знал, что так пахнет только из их квартиры.

– Ну, ничего, другие хуже живут, даром, что веселее. Зато она у меня такая замечательная хозяюшка, – подумал он.

Поднимаясь по лестнице, неловко споткнулся, уронил пакеты, испачкал руки. Неловко потыкал локтем в звонок.

Открылась дверь. Его обдало лёгким запахом хлорки и очень соблазнительным – курицы с чесночком…

Муж поставил пакеты на пол. Стал искать, чем вытереть руки. Ботинки сами не расшнуруются. Жена хмуро отслеживала все хаотические движения его грязных рук.

«Слева шкаф без единого пятнышка – не обопрёшься, справа – картина с чахлыми розами, но математически выверенными правильными шипами, не сбить бы ненароком. Шагнуть некуда, притулиться не к чему», – с тоской подумал муж.

Тут его перемкнуло – сделал шаг и с остервенением стал вытирать руки о полы её замусоленного халата. Отфутболил ботинки на сверкающий паркет и ушёл в ванную. Хлопнул дверью. Розы свалились со стены.

Женщина обомлела, заплакала, сползла по стене и стукнулась локтем о коробку.

– Что это? Откуда? Ах, да! Дурацкая коробка! Кто прислал и зачем? За что мне это всё? Стараюсь для него, а он руки об меня вытер! – рыдала наша Замечательная Женщина, кромсая коробку.

Ошметки картона летели по всей прихожей, ей было уже всё равно.

– О! Зеркало! Изумительной чистоты и голубизны венецианское зеркало в бронзовой оправе с изысканными завитушками и с маленькой трещинкой в углу. Бабушкино! – ещё больше зарыдала она. – Ой, кто это в зеркале?