Владимир Челухин - Старые русские. Книга 1. Любовь

– Как же так? Мы же с вами договаривались?

– Ну ведь вы же видите, что с деньгами творится. За один доллар дают теперь намного больше. Цена-то квартиры в долларах не изменилась. Помните, я вам её тоже называла. Так что вы нам такую же сумму в долларах и отдайте, как договаривались. А то, что рубль так сильно дешевеёт, мы не виноваты. А вы в рублях всё держите?

– Ну да!

– Так разве можно? Такие большие деньги – и в рублях. Надо было их сразу разменять на доллары, или тогда же квартиру покупать. Так надежнеё. Ну смотрите, как хотите. Мы ещё неделю подождем вас. Если не приедете, то будем другим продавать, уж вы не обижайтесь. У нас её уже просят другие. До свидания, а то вам дорого платить за разговор придется.

– До свидания – машинально ответила Лена и как во сне, ничего не соображая, положила трубку телефонного аппарата.

Она сидела в телефонной кабинке и ничего не соображала, как бы забывшись до тех пор, пока её не окликнули:

– Женщина, вы позвонили?

– Да, да, пожалуйста, я сейчас освобождаю телефон – как бы вернувшись в реальность, ответила она.

Выйдя из междугородки, Лена пошла домой пешком, машинально переставляя ноги. Ей стало предельно ясно, что теперь о переезде не может быть и речи. Более того, сможет ли она теперь на оставшиеся деньги купить даже здесь такую же, как у них до этого была, двухкомнатную квартиру – это было под вопросом. Конечно, Комсомольск – не Владивосток и цены здесь не такие высокие. Но если цена квартир поднялась здесь не втрое, а хотя бы в полтора – два раза, то ей уже не хватит денег для её покупки. Тогда можно только рассчитывать на покупку здесь однокомнатной квартиры. Это было для неё катастрофой.

Придя домой, Лена без сил и не раздеваясь почти, упала на диван и молча уткнулась в подушку. Свекор со свекровью, почувствовав, что с ней что-то не то, старались её не беспокоить и ушли в другую комнату. Но, час спустя свекор, выходя на кухню увидел, что она лежит в той же позе безнадежности. Он вернулся в комнату и видимо сказал об этом своей жене. Та немедленно вышла из комнаты, села на край дивана и, положив руку на плечо Лены, участливо спросила:

– Леночка, что случилось?

Лена не выдержала. Она вдруг расплакалась как девчонка. Её плечи вздрагивали от рыданий. Свекровь наклонившись над ней и ещё не зная, что же случилось уговаривала её как ребенка:

– Ну что ты, что ты. Леночка не надо. Все образуется. Не плачь. Расскажи лучше, что случилось. Ну не надо так, не надо.

В продолжение всей этой сцены свекор стоял рядом беспокойно и в тревоге переминаясь с ноги на ногу не зная, что предпринять.

То ли участие близких сделали свое дело, то ли наплакавшись, Лена затихла, поддавшись уговорам свекрови.

– Не плачь, всё будет хорошо. Мы же здесь все с тобой. Пойдем на кухню, поужинаешь, а то ты побежала не поев. Пойдем дочка, пойдем.

Лена встала, пошла на кухню в сопровождении их обоих, устало опустилась на стул в ожидании, пока свекровь накладывала в тарелку ей поужинать, а свекор ставил на газ чайник. Сквозь всхлипывания, несвязанно, Лена рассказала о случившемся. Свекор, поняв, наконец, в чем дело с некоторым облегчением стал тоже успокаивать Лену,

– Это ничего, дочка, это бывает. Главное – вы живы, здоровы. Вы молодые, сильные. Мы вас не бросим. Живите здесь у нас сколько хотите. Поможем вам, ничего, ничего. Другую квартиру купите. Заработаете и купите. Всё время плохо не будет. Так не бывает. У нас с матерью всяко бывало, и ничего, живем. Не плачь, пенсия есть, вы грамотные с дипломами. Сейчас чаю попьешь, отдохнёшь. Всё будет хорошо, дочка.

Несколько дней после своего телефонного разговора с Владивостоком, Лена находилась в угнетённом состоянии или как говорят психологи, в депрессии. Ей ничего не хотелось. Она по большей части лежала в комнате на диване и с трудом заставляла себя встать, сходить на кухню поесть, да и то под нажимом свекрови. Неизвестно чем бы всё это кончилось, если бы не её свёкор, Валерий Макарович. Это был старый партийный работник, закалённый временем коммунист, прошедший суровую школу испытаний, умудрённый опытом жизни. Вечером он подсаживался к Лене и рассказывал о себе, о их жизни с женой и о том как им, выполняя поручения партии, приходилось порой бросать налаженный быт и переезжать на новое, необжитое место. О том, как им тоже порой было трудно, но молодость брала своё и они всё равно справлялись со своими трудностями.

Вначале Лена ничего не воспринимала. Она находилась в каком—то безразлично – меланхолическом состоянии. Ей ничего не надо было, она ничего не хотела. Когда к ней обращались, она с трудом понимала, чего от неё хотели. В её сознании жила лишь одна мысль – они потеряли в одночасье почти половину того, что они имели, что годами наживали своим порой не лёгким трудом. И виновата во всём этом она. Только она, и никто другой. Именно она стала причиной такой безвозвратной потери в такие трудные времена большей части их имущества. В их семью пришла беда и принесла её своим самым родным и близким она, Лена. Но ведь она не хотела, чтобы было так, она хотела как лучше. Она старалась чтобы им было хорошо, чтобы Андрей во Владивостоке устроился на работу, где бы он, наконец получал зарплату регулярно, чтобы возле моря здоровье сына поправилось. Почему же эти естественные для любого человека желания и её старания обернулись для неё и её семьи такой бедой? Чем же она виновата, если в стране такая неразбериха с деньгами? Почему она и её семья должны отвечать за то, что где-то за тысячи километров от неё, в сытой и благополучной Москве сидят в правительстве дураки, воры или преступники.

Ей было совершенно непонятно, кто же так неожиданно и так умело ограбил её семью. Особенно её угнетала безвыходность и безысходность её положения. Если бы в её квартиру забрались воры и вынесли из нее всё, или ворвались грабители, угрожая им оружием, отобрали их имущество, то здесь было бы всё просто и понятно. Вот преступники, вот милиция. Она бы позвала на помощь, вызвала бы милицию, обратилась бы в прокуратуру, наконец, к друзьям. Но куда ей обращаться в этом случае – она не понимала. Милиция, прокуратура здесь ей уже не помогут, это она понимала. Власти, депутаты? Они тоже ничего не смогут сделать, потому что они не могут повлиять на процесс инфляции. Кто же мог предполагать, что деньги, это основа жизни любого государства, вдруг станет такой шаткой и неустойчивой, а валюта, доллары, про которые она слышала раньше лишь в кино и по телевизору, станут в её стране самым надежным средством хранения накоплений. Она никогда не держала в руках ни одного доллара и даже просто не видела его и не знала какой он есть.

Оказавшись так без вины виноватой, Лена в отчаянье думала над тем, почему, почему с ней так жестко обошлась Судьба. Что она делала такого плохого, что теперь так должна страдать и мучиться? Она, что называется, отдавала душу на работе, помогая в операционной хирургу, ухаживала за больными и никто никогда не упрекал её на работе за нерасторопность или нерадивость. Наоборот, её чаще хвалили и ставили в пример другим. Дома она всё успевала. Её муж и сын всегда были накормлены, сыты, ухожены. У нее всегда было всё приготовлено, поглажено, постирано, вымыто. Она никому никогда не делала зла и всегда охотно откликалась на просьбы, чем могла старалась помочь если её просили о чем-то. Она дружно жила с соседями по площадке в доме. У нее не было врагов, так как она никогда никому не завидовала, не вредила, жила спокойно и хорошо. И вот теперь, после того, как она несколько лет терпеливо сносила все превратности российской государственной неразберихи в виде «ускорения», «перестройки», «демократии», выразившейся для нее в талонах на муку, крупу, соль и сахар, долгими стоянием в очередях, неожиданным изобилием и длительным не получением зарплаты, она попытавшись хоть что-то изменить к лучшему в их жизни, она и её семья получила такой жестокий удар. Её первая робкая попытка действия, активности, а не ожидания и пассивности кончилась для нее провалом, чуть не катастрофой. Реальным, практическим результатом её была потеря гаража, мебели и квартиры.