Олег Данильченко - БОЛЬШОЙ ЗУБ. История четырех экспедиций

Ну что ж, если и не поднимусь, значит, посмотрю, как он там, без меня. Сказано – сделано. С этой позитивной мыслью я двинулся в сторону мечты. Погода солнечная, тропа сухая, настроение отличное, шагаю бодро, а могу быстрее? Могу. А могу бегом? И бегом могу. Основную часть пути до приюта «Высокогорный» я пробежал. Было приятно видеть удивленные лица встречных туристов, когда ты пролетаешь мимо них – один, без рюкзака, – и думать, как они потом удивленно рассуждали, кто это был и что он тут может делать. Я так думал и бежал дальше. Местами тропа очень близко подходит к берегу Казыра, и грех было не искупаться, чтобы ускорить процесс принятия ванны, я купался в одежде, не разуваясь, предварительно сложив вещи в рюкзак и оставив его на берегу.

До приюта я добежал часа за два, познакомился с руководителем группы ребят, по-моему, новосибирцы. Напоили чаем, угостили конфеткой, достали карту и объяснили, как правильно идти на вершину. Душевные ребята, но время поджимает, а у меня столько планов! В путь!

Какие чудные места для стоянок вдоль Высокогорного ручья! Одна Застава чего стоит – большая светлая поляна на десять палаток, частокол на входе, большой тент над костровищем, стол и скамейки. Но мне некогда останавливаться. Первый серьезный подъем перед кафе «Буратино» – тягун метров триста, на вершине холма восемь или десять чурок с сучками, напоминающими нос, стоят кружком, рядом табличка висит. Точно, это кафе. Посмеялся, настроение поднялось, хотя усталость уже чувствуется. Пока поднимался, не заметил, как небо заволокло тучами, не просто облаками, а такими свинцово-серыми, от которых ничего хорошего не жди. Меня это не смутило, даже не знаю почему, это сейчас начал обращать внимание на разные мелочи, а тогда тучи грозовые – ерунда, прорвемся!! Я уверенно движусь в сторону Большого Зуба. Минут через двадцать я вышел к большому квадратному валуну, с которого открывался вид на вершину, несколько снимков, которые в то время никак не назывались, а сейчас это себяшечки. Чувство голода неожиданно начало о себе напоминать, но перекус у меня рассчитан только на вершине, тут я впервые оценил расстояние, которое предполагал пройти, которое прошел и которое предстояло еще пробежать. Да, именно пробежать, потому как пешком я уже не успеваю до темноты вернуться. Да что до темноты, если я смогу подняться, то вернуться в лагерь я смогу в лучшем случае следующим утром. Будь я один, не в смысле сейчас, на маршруте, а вообще в походе, то я так бы и поступил. Но в лагере ребята, которые хоть и кушают в это время беленькую, но в девять, максимум десять вечера выйдут мне навстречу, будут искать своего невернувшегося товарища. Да, так и будет, так уже было. С этими мыслями я шел вперед. Мысли о нехватки времени заглушали чувство голода. ТРААКС-БАБА-БААБАХХХХ!!!!!

Такого раската грома я не слышал никогда, я аж присел, хотел лечь на землю, но постеснялся, вдруг кто увидит. Гром был так близко, гром был вокруг, на мгновение мне показалась, что я внутри этого грома. Тучи висели практически на вершинах сосен. И тишина. Она наступила сразу за раскатом. Замолкло все в округе – птицы замолчали, насекомые притаились, деревья перестали перешептываться верхушками, даже ручей на какое-то время притаился в долине. Нарушили тишину капли дождя. Крупные, уверенные в своей правоте, они одна за одной начали разбивать пыль на тропе, они ударяли мощно в камни, оставляя мокрые следы, по листьям, нагибая их или резво отскакивая. Дождь был холодным, совсем не летним, такие холодные дожди бывают в конце сентября.

Я рванул вперед, в сторону деревьев, надеясь переждать дождь под их могучими кронами. Видимость моментально сократилась метров до ста, воздух стал холодным, дождь хлестал так, что деревья не спасали. Я спрятался с подветренной стороны толстенной сосны, это позволило мне оставаться сухим какое-то время. Раз идти нет возможности – надо перекусить. Открыл упаковку – двенадцать печенек. А ведь можно было взять две упаковки, и не взял!! Мне бы они были полезнее, чем этим двум алкоголикам, думал я тогда. Сейчас, сидя, я понимал, как сильно я устал, – двадцать километров с постоянными подъемами и спусками просто так не даются. Что же делать дальше??? Идти вперед я уже не могу – всему виной обувь, я обулся в старые кроссовки «Адидас», они хоть и целые внешне, но рифленая подошва начала отрываться на пятках пару месяцев назад, и я приложил руку к ней – теперь абсолютно гладкие пятки не позволят мне спокойно ходить по мокрым камням. Холодная вода в бутылке час назад была такой приятной, а сейчас хочется горячего чаю… Вперед нельзя – да нет, конечно, можно, но можно только один раз в жизни, а я хочу еще раз в горы сходить. Назад тоже сейчас нельзя – да конечно, можно, только дождь очень холодный… Так я сидел и медленно, очень медленно жевал двенадцать печенек. Через час ноги начали затекать, удобного положения не было. Либо сидишь сухой и скрюченный, либо более комфортно и мокрый. Постепенно дождь начал стихать и перевалил за водораздел в сторону Казыра.

Дождь ушел, и мне пора, с чувством глубокого разочарования я медленно побрел в сторону лагеря. По тропе тек ручей, тропа раскисла, с деревьев капало, трава была мокрой – через пару минут я был мокрым насквозь. Проходя мимо приюта, я снова заглянул на огонек, теперь уже старые знакомые опять напоили меня чаем, предложили перекусить, но я постеснялся, да и как-то в тот момент не очень и хотелось. Предлагали остаться на ночевку, но связи между приютами не было, и сообщить моим друзьям о моей ночевке никто бы не смог. И я ушел.

Прекрасная тропа за пару часов превратилась в скользкое месиво, местами переходящее в настоящее болото, там, где можно было пройти за два часа, теперь мне приходилось пробираться четыре. На половине пути я попал в очередной ливень, он был не менее сильным и холодным, чем тот, что разбил мои надежды на встречу с Большим Зубом, и к тому же добавились молнии и туман, но меня это уже никак не останавливало. Время от времени я снимал с себя майку, выжимал на ходу и брел дальше. Страшно было переходить открытые от леса поляны – вдруг молния шибанет, но чувство апатии, безнадежности двигало меня дальше. Дорога от Высокогорного до Куприяна показалась мне какой-то нескончаемой, и надежда вернуться засветло была практически потеряна, но чуть уловимый запах дыма защекотал мои ноздри, и я непроизвольно прибавил шагу, надеясь на чашку горячего чая в приюте.

Моему разочарованию не было предела, когда у приюта меня встретили хмурые рожи со словами: «Чо надо?» Такого приема я не ожидал, сил уже практически не было ни спорить, ни что-либо доказывать, да и выглядел я, скажем, не очень – безнадега в глазах, выцветшая мокрая майка, прошедшая пять-шесть походов, черно-коричневые от грязи ноги, вместо обуви куски глины. Мокрый, обессиленный, я поковылял дальше, до моего лагеря оставалось всего шесть километров и перевал Шорский.