Виктория Травская - Карьера неудачника

– Обними меня! Быстро!

– Зачем? – растерялась она и тоже попыталась оглянуться, чтобы понять причину этого неожиданного требования. Но он опередил её. Обхватив ладонью её затылок, склонился над её лицом и впился в её губы яростным и жадным поцелуем. Марго перестала чувствовать землю под ногами. Её изголодавшееся по ласке тело пронзило наслаждение столь острое, что она застонала. Но глупое сердце тут же застучало в ушах – это не он! не тот! не тот! Не тот… Она попыталась представить на месте Тамаза того, кого помнило её тело, по ком оно ныло – каждой своей клеточкой, каждым нервом, каждый прожитый миг – кого безвозвратно потеряла и всё ещё так отчаянно хотела…

И не смогла. Это был не мальчик, ошалевший от желания, нетерпеливый и неловкий, но опытный любовник, который умел ждать. И, дождавшись – медленно испить блаженство, не уронив ни капли…

Спустя несколько головокружительных мгновений он оторвался от её губ – но не ослабил объятий. Она жадно хватала ртом воздух.

– Ты меня задушишь, – проговорила, не слыша своего голоса.

– Да.

Она скорее почувствовала кожей, чем услышала его ответ. И тут – в свете ближайшего из фонарей увидела два удаляющихся силуэта, один из которых был ей так хорошо знаком. Это его она силилась вызвать из небытия минуту назад – как раз когда он проходил мимо со своей спутницей. В шаге от неё. Немыслимо далеко.

Марго закрыла глаза и опустила голову на плечо Тамаза.

Они стояли неподвижно в брызгах и грохоте падающей воды, не решаясь разорвать это объятие – каждый по своим причинам.

Марго боялась посмотреть Тамазу в глаза, понимая, как мало она способна отблагодарить его за столь щедрое (хотя, возможно, и не вполне бескорыстное) великодушие. Как бы там ни было, он не просто отвёл от неё удар, избавив от необходимости лицезреть торжество своей соперницы – он обратил её оружие против того, чьей благосклонности она наконец добилась. И это была во всех смыслах сладкая месть! Ведь главной причиной, толкнувшей Слишком Молодого на разрыв, было болезненное самолюбие подростка, которому внушили необходимость доказать, что он мужчина. Наказать дерзкую, которая посмела за его спиной делиться планами их будущей совместной жизни (Ничего похожего Марго не делала – все свои радужные надежды она робко лелеяла в душе, боясь вспугнуть своё счастье; но к тому моменту, когда ей представилась долгожданная возможность очиститься от наветов, правда его уже не интересовала). Сделав то, чего от него ждали, он, наверное, очень гордился собой. И вдруг увидеть, что жертва, так щедро преподнесённая идолу мужского тщеславия, обернулась удачей для другого, что его место рядом с ней так быстро оказалось занятым – это, должно быть, чувствительная пощёчина. Нет, не пощёчина даже – шлепок ниже спины глупому мальчишке, возомнившему себя героем-любовником.

А Тамаза терзали противоречивые чувства, одним из которых была злость. Злость на того, кто не умел ни любить, ни отпустить женщину. И на неё – за то, что её душа всё ещё принадлежит тому, которому она больше не нужна. И вот он, Тамаз, сейчас обнимает это тело и даже может овладеть им, без труда сломив сопротивление. Но ему не нужна эта пустая оболочка. А этот мальчишка способен довольствоваться блестящей обёрткой – но ему за какие-то заслуги досталась душа, пленительное ядрышко этого орешка, ради которого не жаль сломать зубы о твёрдую скорлупу!

Так и не решив эту дилемму, Тамаз наконец ослабил хватку.

– Ладно, пойдём.

До самого её дома он не проронил ни слова. Но – это несколько утешало – не выпускал её руки.

И всё равно в душе у Марго царил полный раздрай. Она не могла понять, что чувствует к Тамазу. Во всяком случае, они сегодня перешагнули черту дружеского флирта: его власть над её желаниями была просто пугающей. Но ещё хуже оказалась догадка о его чувствах. Потому что, как выяснилось, они у него есть – как минимум, гордость. И то, что до сих пор казалось всего лишь весёлой игрой, вдруг дьявольски осложнилось. Она обнаружила себя на незнакомой территории, на очень зыбкой почве.

Поэтому, когда добрались до её дома, Марго увлекла Тамаза в тёмный подъезд: ей не хотелось расстаться с ним походя, как ни в чём не бывало. Она не видела его лица – лампочки здесь не задерживались – но это ей было даже на руку: её лица он тоже не видел.

– Ты хочешь пригласить меня к себе? – спросил он, когда за ними захлопнулась дверь подъезда.

Марго услышала в его голосе знакомую нотку лукавства, и у неё немного отлегло от сердца.

– Нет, – поспешно ответила она. Но тут же, смешавшись, исправилась: – То есть, если хочешь, можем зайти…

– Успокойся, глупая. Я не настаиваю. – Он грубовато, по-дружески, стиснул рукой её плечи: это снова был тот Тамаз, которого она знала. – К тому же, если я зайду, то за себя не отвечаю.

Ну вот, всегда он так!

– Тамаз…

– Да?

– Спасибо тебе.

– Господи. За что?!

Она помолчала, подыскивая правильный ответ, и выдохнула:

– За то, что ты рядом.

После короткой паузы он ответил:

– Было бы за что. Я ужасный эгоист и делаю только то, что доставляет удовольствие мне самому. – Он притянул к себе её голову, щекоча её ухо губами и усами (от чего по всему телу побежали мурашки), прошептал «до завтра» – и исчез за дверью.

Марго постояла в темноте, обнимая себя руками. Потом на ватных ногах поплелась к лестнице…

……………………………

Мозг сплетницы отличается предельно простыми и стандартными нейронными связями. За каждым фактом в нём закреплён ограниченный универсальный набор причин и следствий, не подлежащих сомнению. Причём переход от причины к следствию осуществляется напрямую, минуя все промежуточные условия – по протоптанной тропинке.

Поэтому Марго не особо удивилась, когда Сомова уже на другой день спросила у Тамаза: правда ли, что он собирается жениться? Из чего можно было заключить, что их с Тамазом вчерашние объятия на набережной были замечены и подружка успела обсудить эту новость с Сомовой. Любопытство было не единственной причиной вопроса, если это вообще был вопрос: тот же приём какое-то время назад спровоцировал приступ паники у нынешнего кавалера её ближайшей подруги – настолько сильный, что тот, как настоящий хозяин своему слову, поспешил взять его обратно и отрёкся от Марго раньше, чем пропел петух 10 10 Намёк на отречение апостола Петра, предсказанное Иисусом во время тайной вечери, непосредственно перед своим арестом: «Он [Пётр] отвечал Ему: Господи! с Тобой я готов и в тюрьму и на смерть идти. Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня». (Мф.26,34; Мк.14,30; Ин.13,38). . Причём умудрился сделать это, не потеряв лица – под предлогом оскорблённой гордости. Разница состояла в том, что на этот раз вопрос был задан в присутствии обеих заинтересованных сторон, а также всего состава танцевальной студии. Выбор момента не оставлял сомнений: зная репутацию Тамаза, который к своим тридцати двум годам всё ещё оставался холостяком, можно было предположить, что он, как обычно, отшутится. Это было в порядке вещей при обычных дружеских подначках, но в данных обстоятельствах должно было дать понять Марго, а заодно и всем присутствующим, что не следует обольщаться и эти отношения для него не более чем эпизод.