Виктория Травская - Карьера неудачника

– Мы ведь так этого хотели, правда?

Прежде от этого ему мгновенно снесло бы голову. Но сейчас он смотрел в её глаза и силился придумать, как бы избежать этой близости, которая, конечно же, обернётся его полным фиаско. Наконец он прошептал, сглотнув ком в горле:

– К..как ты себя чувствуешь?

Ответ был очевиден, но ничего лучшего он придумать не смог. Рита улыбнулась.

– Чувствую, что страшно по тебе соскучилась…

Она прильнула к его губам, он ответил – и с облегчением ощутил необходимую физиологическую реакцию…

По случаю свадьбы ему дали увольнительную на два дня.

Родители и Лилька уже приехали накануне – вечером он говорил с ними по телефону (который, как и было обещано, вне всякой очереди установили в новой квартире). На его вопрос, как доехали, отец жизнерадостно сообщил: как Леонид Ильич Брежнев 22 22 Глава СССР в период, о котором идёт речь. с супругой, из чего Костя заключил, что их встретил в аэропорту если не сам Павловский, то, как минимум, его шофёр, который и препроводил их до квартиры. Мама же сразу обрушила на него водопад своей заботы, забросав тысячей вопросов, на которые он не успевал отвечать. Она же и подтвердила его догадку о шофёре, добавив, однако, что с ним была Елена Матвеевна, «очень милая женщина, Котик, я так и думала, когда говорила с ней по телефону, она очень хорошо отзывается о тебе, ты знаешь, по-моему она неплохо разбирается в людях…». Конец этому монологу положил голос отца, который со свойственной ему грубоватой лаской пророкотал из глубины комнаты: «Мама, хорош кудахтать, ты же утром его увидишь!» Костя попросил дать трубку Лильке, но оказалось, что она в ванной (голос отца: «Не понимаю, что там можно мыть столько времени! Мама, ты бы заглянула к ней – может, она уже растворилась?»). У Кости потеплело на сердце.

В семь часов следующего утра он уже звонил в дверь. Ему открыла радостно-возбуждённая Лилька в ночной сорочке и с расчёской в руке. Пролепетав: «Котик!», она тут же повисла у него на шее. Повзрослела, подумал он – ещё летом она по своей детской привычке обнимала его при встрече всеми четырьмя конечностями, как обезьянка, теперь же просто поджала ноги. Ещё бы: Лилька была уже почти одного с ним роста. Пока он кружил её над полом, она радостно сообщила:

– А мама уже пироги печёт!

В этом сообщении не было никакой необходимости: всю квартиру заполнял аппетитный дух осетинских пирогов с разнообразными начинками, и было слышно, как мама гремит на кухне противнями. Но Костя, чтобы доставить сестре удовольствие, ответил:

– Ух ты! Какие?

– Угадай!

Он втянул воздух.

– Уалибах… Нашчин… И ещё…

– Ещё будет фытчин 23 23 Уалибах – пирог с сыром, нашчин – с тыквой, фытчин – с мясом. ! Твой любимый!

В эту минуту почти одновременно захлопнулась дверца духовки и отворилась дверь ванной, и появились свежевыбритый отец и раскрасневшаяся мама, вытирающая полотенцем припудренные мукой руки, и началась привычная и такая дорогая сердцу куча-мала из неуклюжих объятий, неловких поцелуев, попадающих в те места, которые оказались ближе всего – то в глаз, то в нос, то в подбородок – и бессмысленных, на взгляд постороннего, восклицаний, которыми приветствуют друг друга близкие люди после долгой разлуки.

Потом пили чай в кухне – с мамиными пирогами и домашними разносолами. Мама нежно смотрела на сына, с наслаждением уписывающего за обе щёки её кулинарные шедевры, Лилька то и дело подкладывала что-нибудь ему на тарелку.

– Лена отговаривала меня насчёт пирогов, мол, это лишнее! (Лена – это Елена Матвеевна, догадался Костя). Как же лишнее, говорю? У нас так положено: если в семье случается событие, на столе непременно должны быть три пирога! А она своё: зачем вам, Люба, утруждаться, Галина напечёт пирогов! Нееет, говорю. Таких пирогов ваша Галина вам не испечёт. Да и чего тут утруждаться? Я дома и на сто человек пеку бывает, а тут всего-то…

– Ну и кралю ты, сынок, оторвал! Высший класс! – перебил её отец. – Конечно, это нехорошо, что женишься по необходимости. Но ладно уж, бывает, я понимаю – сам молодой был. Горячий был, жуть! Правда, мама? Это сейчас я уже никуда не гожусь, а по молодости – только держись: плюнешь на него – зашипит! – он бросил красноречивый взгляд вниз и подмигнул.

– Ваха! – укоризненно воскликнула мать. – Здесь ребёнок!

– Ребёнок? Кого это вы сюда привели? – Лилька с делано серьёзным видом огляделась по сторонам.

– А что такое? Я разве что-то не то сказал? – отец с самым невинным видом посмотрел на мать и перевёл взгляд на Лильку. – Чижик, ты что-нибудь слышала?

Лилька выгнула бровь.

– Мама думает, я всё ещё верю, будто вы меня в магазине купили.

– Как! Мама, ты ей разве не сказала?! – Отец сделал большие глаза, и Костя замер в предвкушении очередной его эскапады. – Чижик, посмотри на свои ноги! Сразу же видно – тебя аист принёс!

Мать только отмахнулась, а Лилька пробубнила в чашку с чаем:

– Угу, аист…

Эти часы Костя теперь вспоминал как самые счастливые за весь день своей свадьбы. Когда ему бывало особенно неуютно в их с Ритой семейном гнезде, он перебирал в памяти то утро и мысленно наполнял комнаты ароматом маминых пирогов. Тогда жизнь здесь становилась, по крайней мере, сносной…

Мама поспешила сменить тему.

– Котик, а кто твой шафер?

– Гаспарян.

– Твой однокашник? И где же он? – вмешался отец.

– Подъедет к загсу. Ему не дали увольнительную на весь день, только с двенадцати.

– Гаспарян… – Мама задумчиво покивала. – А как его зовут?

– Рубен.

…Когда на курсе стало известно, что Джедай женится, и парни вдоволь нашутились и надурачились по поводу этого события, кто-то из них спросил, кого он собирается взять шафером. Он ответил, что ещё не думал об этом, и все наперебой стали предлагать свои кандидатуры.

Это была проблема. Накануне Рита спросила его о том же, он обещал подумать, но так и не определился. Он ладил почти со всеми, несколько человек считал своими друзьями, но выбор осложнялся отнюдь не количеством претендентов, а их качеством – точнее, качествами. Необходимо, чтобы его шафер сочетал в себе сдержанность и достоинство, остроумие и хорошие манеры – словом, являл собой образец будущего советского офицера. Эти качества в разных пропорциях имелись у большинства его друзей, но не было никого, кто бы отвечал сразу всем критериям. А Косте ничего не хотелось так страстно, как поставить будущего тестя на место, доказать ему несправедливость его отношения к выбору дочери – и в то же время насколько это возможно скрыть от друзей правду о семье невесты.

Ведь они не знали о Рите почти ничего и даже не подозревали об этом.