Александр Овчинников - 2020

Рядом с импровизированным ложем – большая нелепая тумбочка. На ней в строгой деревянной рамке лик президента – единственная изящная вещь в доме. Он смотрит немного с прищуром, уголок губ приподнят в язвительной усмешке. Мудрый и лучистый взгляд доброго правителя, знающего, что нужно его подданным.

Дверца тумбочки чуть перекошена на петлях. Пленка, которой она обклеена, на углах свернулась трубочками. Сверху налипли ворсинки и другой мусор, так что поверхность на ощупь кажется бархатной. Олег обыскивал жилище не только глазами, но и руками, пытаясь пробудить как можно больше ассоциаций и воспоминаний.

Внутри тумбочки царил относительный порядок. На одной полке лежит белье, на другой аккуратными стопками высятся простыни. Он вывалил все на пол. Перебрал. Ничего. Белье застиранное, местами чуть не прозрачное на просвет. Пошарил внутри осиротевшей тумбочки. На верхней полке нашлось 10 копеек, на нижней, устланной газетой, было пусто.

Зачем-то подняв страницу Московского Комсомольца за август 2014 года, он механически пробежался по заголовкам. «Америка – России: вы накормили голодных? Это вопиющая провокация», «Дети придут, а клоуна нет?» и «Время убирать камни». Последняя заметка рассказывала о трагичном футбольном матче в Алжире, после которого один из игроков скончался от травмы. Ее причиной был брошенный с трибуны и угодивший в висок несчастного булыжник.

– Жалко беднягу, – и тут Олег перевел взгляд с листа на полку, с которой его взял. Оцепенение длилось – он не знал – может, несколько секунд, а может, минут. На фотографии, раньше скрывавшейся под газетой, высился кладбищенский крест.

Безысходность, боль и ярость слились в животном реве, вырвавшемся из его груди, Московский Комсомолец в руках лопнул, как первый хрупкий ледок под подошвой осенним утром. Отшвырнул обрывки и повалился на кучу белья. Невидящий взгляд уперся в потолок. Сейчас ему было все равно, услышали его или нет. Ничего больше не имело значения.

Минутная слабость прошла, он был готов бороться. Настала пора положить конец всему этому. А чтобы его не вернули к овощному состоянию, нужно тщательно скрываться. Он и так мог выдать себя этим воплем, ведь человек, который недавно принес живительный раствор, предупредил о прослушке.

Олег аккуратно вернул тумбочке ее содержимое, на секунду рука дрогнула над фото с крестом. Собрал обрывки газеты и выбросил в унитаз.

В 9:30 нужно выйти и отправиться на работу. Передвигаться доходяжкам дозволялось лишь пешком, поэтому путь занимал у него час с небольшим, хотя рядом с домом останавливался трамвай. Всего несколько остановок – и он мог оказаться неподалеку от студии.

До выхода оставалось полчаса. Закипятил воду в нелепом железном чайнике с истершимся узором из цветов на допотопной газовой плите.

Взял с полки чайный пакетик и сунул его в кружку. Напиток получился землистого цвета. Как не принюхивайся, запаха не ощущалось. На вкус эта бурда не слишком напоминала чай. Альтернативы не было. Он опять усмехнулся, вспомнив, как в перерывах между сюжетами ели и пили хозяева страны. Не только доходяжки, но и обычные люди не могли себе позволить по-настоящему нормальной еды, такая появлялась только в спецраспределителях.

На студии он, конечно же, был. Еще бы, здесь снимались сюжеты про жизнь города. Частенько тут появлялся господин мэр, чтобы приодеться в шкуру и выступить перед населением. Для него и таких как он, но рангом пониже, и работал распределитель. Повара обычно трудились в две смены. И уж эти-то доходяжками точно не станут.

Хотелось спрятать пузырек с огненным снадобьем. Укромных мест в квартире Олег не нашел. С сомнением обследовал крышку мусоропровода. Будь у него скотч, может, получилось бы укрыть под ней склянку. Сполоснул кружку. Бурду, которая выдавалась под видом чая, он бы вряд ли стал пить снова, уж лучше обычная вода. Вылил остатки кипятка из чайника, насухо вытер его и перелил туда лекарство. Стер с пробки смайлик, тщательно вымыл пустой флакон и выбросил все.

Олег оделся, вышел из квартиры и запер дверь. На лестничной клетке почти темно. Впервые обратил внимание – на все окружающее он смотрел новыми глазами, – что на этаже не по шесть, а по десять квартир. В целях благоустройства, вне всяких сомнений. Зачем доходяжкам большие квартиры? Можно, не строя нового, лишь добавив стен и проломив место под двери, увеличить количество жилья почти вдвое. Налицо забота государства. Сразу стало ясно, почему в комнате нет окна, а одна стена без обоев.

Он засунул ключ в карман. На железном брелке красовался выгравированный лик президента. Спускаясь по лестнице, задумался, у кого есть дубликаты, ведь замки поставляются с комплектом минимум из трех ключей. Впрочем, гадать тут нечего – кто-то ведь укладывал его спать в ванной, наполненной черным гелем. Какой вообще смысл запирать дверь?

И тут Олег понял, что его задача на самом деле гораздо сложнее, чем казалось. Ему предстояло не вызывая сомнений компетентных органов жить как раньше. Действовать как человек, лишенный сознания. Механически выполнять свои обязанности и мириться с окружающим, мерзким и нелепым, абсурдным и гадким. И при этом знать, что, возможно, он ничего не сможет изменить. Не сможет отомстить.

Пончик разлепил глаза. Нестерпимо хотелось в туалет. Ватная голова слегка кружилась после выпитого накануне. Жуткий привкус во рту невыносим. Он откинул покрывало и попытался сесть. Это удалось сделать лишь со второй попытки. Врезаясь во все подряд и нескладно мыча ругательства, добрел до туалета и с наслаждением принялся отливать.

Пончиком его называли коллеги и друзья, на самом деле это был Иван Владимирович Трофимов. Особый оперуполномоченный специального бюро в чине лейтенанта. Здесь были в ходу такие прозвища, ведь никто из служащих не был обычным человеком, зависящим от единственного настоящего питания и голосов в телевизоре.

Друзьями Пончика и по совместительству коллегами были Зефир, Кекс и Гуща – сокращенно от сгущенки. В бюро работали не люди, а сплошные сладости, как шутил майор. И выпечка – обычно вторил ему кто-нибудь из подчиненных. Всем было весело.

Специальное бюро сформировалось сразу после президентских выборов. Все сотрудники силовых ведомств после сдачи экзамена и прохождения теста на полиграфе принимались в его ряды. Завалившие вступительные испытания отправлялись в службу надзора – подотчетный орган. Одним из указов правительства агентов надзора приравняли к обычным людям – в целях экономии средств.

Пончик на момент создания бюро уже шесть лет как вернулся из армии и был пристроен дядькой в ФСО. Родственник до светлого будущего не дожил, поскольку обманул ожидания одного высокопоставленного лица, а сам Пончик безмятежно продолжал служить на благо родине. Он хорошо проявил себя в мрачных дружинах, что позволило поменять ему подержанный бумер на новенький лексус, а к двушке на отшибе добавить две трешки поближе к центру.