Наталья Гегер - Моя волшебная скрижаль

По своему, пускай они все видят,

Что я могу себе свободу позволять,

Они не могут так, меня и ненавидят.

Но суть не в этом, я хочу сказать,

Я разрешаю себе жить счастливой.

Я сбрасываю цепь, могу летать,

Себя я вижу сильной, справедливой.

Ты ко мне приходишь бледным жемчугом,

Беспросветным небом алебастровым,

Добрым другом и невольным недругом,

Веющим прохладой ветром ласковым.

Поступью твоей сугробы стелются,

Полотном, зажатым между пяльцами.

Отворяешь дверь обледенелую

На ветру обветренными пальцами.

На руках узорчатая изморозь

Расползалась шрамами поблекшими.

Чьими-то отправленными письмами

До кого-то так и не дошедшими.

От души остались лишь развалины.

Пыль кружится ледяными мухами.

А глаза, глаза как две проталины,

С спящей в глубине травой пожухлою.

Скрипом половиц ко мне являешься,

Вестником чего-то неизбежного.

Кончиков ресниц едва касаешься,

Мелкий бисер нанизаешь бережно.

Страхи отпускаешь потаенные

С голубыми птицами таежными.

Распускаешь косы, заплетённые

Ледяными призраками прошлого.

Лебедя перо в ладонь дрожащую

Вкладываешь мне надежды якорем.

Ветром пролистав тетрадь шуршащую,

В лёгких поселяешь снежноягодник.

Руку опускаешь попечительно

На плечо, не тронутое бременем,

Улыбаясь снежно, ослепительно

Горькою улыбкою смиренного.

И скрывается в тумане перистом

Твой последний взгляд, тоской пропитанный.

Ты ко мне приходишь белым вереском

И уходишь шелком малахитовым.

Было три утра,

На улице пели птицы,

И небо сияло

Лазурью крыла синицы

Мысли роились скопом,

На улице выла собака —

Вот бы заснуть и проснуться,

Чтоб стала понятнее эта загадка

Не надышаться воздухом ясным,

Заполняющим лёгкие до предела,

Ещё немного и я дождусь рассвета —

Восьмого чуда света.

Кажется сон не придёт уж,

Ну и пусть, наслаждаясь мгновением, скоротаю время я;

И даст насладиться собой

Чувство поэтического вдохновения.

Беззащитный котёнок

У дороги в канаве лежал,

И, свернувшись клубочком,

Он от страха и боли дрожал.

Проходившие мимо

Обращать не хотели внимания,

Надвигавшийся ливень

Заставлял укрываться всех в зданиях.

Загорались в квартирах окошки,

А на улице вмиг темнота,

И так холодно маленькой кошке,

Но на свете ведь есть доброта!

И вдруг тёплые руки с заботой

Очень нежно обняли котёнка,

Понесли поскорее домой,

Прижимая к груди, как ребёнка.

И, наверное, в каждой истории

Может быть продолженье таким,

Когда каждый из нас очень искренне

Помогать пожелает другим!

Обычным днем- дождливым и осенним-

Я, как и все, спешил попасть домой.

Мелькали-проходили люди-тени —

Унылые и грустные порой.

И кто-то был сердит иль просто мрачен

И не хотел другого замечать,

Как будто бы погода неудачно

На лица их поставила печать.

Осенний холод залезал под кожу,

Я ежился, но продолжал свой путь.

Уже забыв тоску и тех прохожих…

Добраться поскорей бы и уснуть!

Но вдруг – сквозь серость, сырость и ненастье-

Я разглядел среди толпы гранита

Пронзительно-сияющее счастье,

Простое и неброское на вид.

Навстречу мне (плыла или парила?)

Девчушка лет шести, смеявшись звонко.

К груди своей прижав, она тащила

Мурчащего и грязного котенка.

Веселый голосок прорезал мозглый воздух,

Вмиг будто бы убавил громкость звуков.

А улица вмиг оживилась, поздней,

Холодной осенью недавно убаюканная.

Сверкнули взгляды, вспыхнули улыбки,

И где-то вдруг раздался добрый смех.

И счастье было прочным, а не зыбким,

Оно- большое и одно на всех.

Ни серых туч, ни нас не замечая,

Она спешила радости навстречу.

Как солнца луч, теплом всех согревая,

Скользнула, не оставшись незамеченной.

Я оглянулся. След простыл девчонки,

Но прежний мир- подобие клише-

Переменился. Стал прозрачно- звонким,

И легкость поселилась на душе.

Народы мира, оглянитесь!

Из прошлого нам послан след.

Сопротивляйтесь и боритесь,

Иначе в будущее веры нет!

Земля горела и стонала,

Ей было тяжело понять,

Как человеческое в нас начало

Смогло звериным сразу стать.

Ведь это люди жгли и убивали,

Таких как сами, женщин и детей.

А Холокостом-это все потом назвали,

На свете слова нет страшней!

Боритесь, люди, и сопротивляйтесь,

Не дайте вновь воскреснуть той чуме!

Чтоб больше слово Холокост не прозвучало,

И в мире, и на всей Земле!

Этот ужас смогли ощутить на себе,

Все невинные жертвы той страшной войны:

Неокрепший мальчонка, не знающий бед,

Был убит «ради блага» фашистской страны.

Мама плачет. Но держит, как прежде, в объятиях,

Она шепчет, что скоро вернёмся домой.

Я не знаю, что крикнул безжалостный дядя,

Но я верю – все кончится этой зимой.

Помню, папа усталый вернулся с работы,

И заплакала мама, увидев его.

Помню, папа сказал, что уедет надолго,

Но вернётся не скоро, почти в Новый год.

Помню, плакала мама, узнав, что мой братик

Вслед за папой уходит куда-то в леса.

И что больше с Серёжей не сходим мы в садик,

И домой не вернётся соседка моя.

Помню, в гости пришли к нам незванные люди,

И сказали, что нас отвезут в новый дом.

Со слезами в глазах мама грела мне руки,

Когда мы уходили из города вон.

Наступила зима. И «живём» в Бухенвальде.

Я хотел, чтобы нас навестил Дед Мороз.

Но пришли к нам жестокие люди

И велели нам с мамой идти на мороз…

В ноябре мне исполнилось девять.

В декабре я стоял среди тех,

Кто был назван за внешность евреем,

И за это был должен сгореть.

Я не думал, не знал, что так будет,

Что со мною и мамой моей,

Обойдутся безжалостно люди,

И домой не вернуться теперь.

Я смотрю на лицо своей мамы —

Как и прежде, в нём вижу любовь

Ту, что смыть невозможно слезами,

Невозможно упечь под землёй.

Мама плачет. Но держит, как прежде, в объятьях.

Она шепчет, что скоро вернёмся домой.

Я не знаю, что крикнул безжалостный дядя,

Но я знаю – все кончится этой зимой…

Когда вспомнит туманный пролесок

Своё золото прошлых потерь,

Колыхнётся вуаль занавесок,

Украшающих старую дверь

И войдёт мне до боли знакомый