Елена Долгополова - Воды бесценный дар

Но город молчал…

Наступал вечер…

…И в окнах больницы отражались лучи красного летнего заката. Старик сидел в больничном дворике на скамейке, смотрел слезящимися глазами на старый двухэтажный корпус и рассказывал мальчику о китах. Мальчик слушал внимательно и задумчиво, не перебивал, не задавал вопросов. Он не думал о предстоящей операции, точнее, не волновался. Так велела мама. Она сказала, что и думать нечего, что все будет хорошо, потому что доктор очень опытный, и мальчик просто уснет, а потом проснется, и все будет уже сделано. И даже больно не будет. Ну, может, совсем чуть-чуть.

Несколько дней назад он оказался в больнице, познакомился с этим странным стариком, и они почему-то сразу подружились.

Старика звали Игорем Кирилловичем, он знал все на свете и помнил наизусть много стихов. А еще он умел сочинять сказки.

– Пойдем-ка в палату, становится прохладно, – сказал старик.

Они встали со скамейки и пошли по направлению к корпусу. А навстречу им прошла большая бригада дворников с мощными метлами. Наступал очередной час борьбы с песком, и им предстояло подмести все больничные дорожки и прилегающую к корпусам территорию.

– А что вам снится по ночам? – спросил мальчик. – Наверное, киты?

– И киты тоже, но очень редко…

– Жаль.

– И мне жаль, но ведь им не прикажешь. Плавают где хотят.

– А почему они выбрасываются на берег?

– Не знаю, Игорь. Наверное, потому что устают.

– Разве киты могут устать?

– Еще как могут. Ты даже не представляешь как.

Они постучали ногами по железной решетке у входа, стряхивая с обуви налипший песок, и зашли в корпус. В холле в глубоком кресле сидел главный врач и задумчиво смотрел на аквариум.

– Гуляли? – спросил врач у мальчика.

– Гуляли, – ответил за него старик. Главврач сделал вид, что не услышал ответа. Ему было запрещено разговаривать с этим стариком. И на самом деле врач его немного побаивался.

Игорь Кириллович и мальчик поднялись на второй этаж. Мальчик проводил старика до палаты.

– Зайди ко мне завтра утром, я тебе кое-что подарю. Ведь у тебя завтра день рождения, да?

– Да, – ответил мальчик, – день варенья. А вам не скучно одному в палате?

– Что ты, совсем нет, скорее, наоборот. Приходи часиков в 9 после процедур.

– Процедуры… Опять будут укол делать, так надоело!

– Ну что ж, потерпи. Зато потом будешь здоровым, как…

– Как кто? Вы хотели сказать, здоровым, как кит?

– Наверное, – старик вдруг о чем-то задумался и забыл про мальчика.

– Ладно, до завтра. Спокойной ночи. Если что-то интересное приснится, не забудьте записать!

– Обязательно, тезка, – ответил Игорь Кириллович.

Мальчик прошел в свою палату в конце коридора, где его уже ждала мама, лег на кровать и накрылся одеялом.

– Ну, как ты?

– Хорошо. Ты принесла книжку, которую я просил?

– «Моби Дика»? Принесла.

– Почитаешь?

Мама открыла первую страницу и начала читать: «Зовите меня Измаил».

Мальчик слушал и смотрел в окно на закатное небо, по которому плыли облака. Теперь ему казалось, что каждое облако было немного похоже на кита. Он перевел взгляд на маму. Ее лицо было усталым и осунувшимся.

– Мама, а ты видела живого кита?

– Нет, дружок, не видела… – она отложила книгу и взяла сына за руку. – Может, хочешь спать?

– Нет, почитай еще, пожалуйста. Мне нравится эта книжка…

На следующее утро мальчик решил зайти к старику до процедур и до завтрака. Уж очень ему не терпелось получить подарок.

– Игорь, только, пожалуйста, недолго, – сказала мама.

Мальчик приоткрыл дверь палаты. Старика на кровати не было, а на соседней койке лежал большой надувной кит и смотрел на мальчика нарисованными черным маркером глазами.

– Игорь Кириллович, вы где?..

Морщинистые пальцы с трепетом перелистывают страницы запылившегося дневника. Наткнувшись на черно-белое фото, пальцы судорожно сжимают его и подносят к близоруким глазам. С потрепанной картонки глядят четыре пары искрящихся радостью глаз: выставляющий напоказ большой улов коренастый мужчина, ногу которого обхватили две пухленькие ручки маленького мальчика, за ним – крупная девочка с множеством мелких косичек, плечи которой нежно обхвачены руками невысокой женщины; на заднем фоне толпятся грузчики, рыбаки; берег усеян лодками и пароходами, а за ними простирается море и где-то вдалеке сливается с небом. Пальцы медленно переворачивают фотографию, и глаза с трудом читают сквозь пелену выступивших слёз:

«5-ое мая, 1968 год.

Мы с семьёй вернулись с рыбалки. Дети так быстро растут! Осману недавно исполнилось 3 года, а Айгуль уже 5. Надеюсь, что Осман продолжит моё ремесло. Уговариваю Зухру родить ещё одного».

Упавшая слеза размывает чернила, и пальцы поспешно вытирают глаза. Пересохшие губы дрожат. Пальцы левой руки хватаются за ручку и, найдя пустую страницу в дневнике, начинают писать:

«Умейте находить повод для радости.

Проживая самые счастливые дни своей жизни, я не осознавал своего везения, продолжая строить планы на будущее и мечтать о лучшем. Только теперь я понимаю, что выезды на природу с семьёй в выходные после тяжёлой, но плодотворной рабочей недели – вот, что было для меня настоящим счастьем.

Теперь, спустя 25 лет, я прикован к постели. Единственное, что скрашивает жизнь, – это вечера, когда вы заходите ко мне с внуками. Я бы хотел иметь силы играть с ними, рассказывать истории, обучать чему-нибудь, чтобы они запомнили своего дедушку. Но проклятая болезнь не отстаёт, и мне больно от мысли, что не увижу, как они пойдут в школу, не похвалю за первую пятёрку…

Когда рыболовный промысел начал угасать, я думал, это худшее, что могло со мной случиться. Вода в Арале с каждой неделей опускалась всё ниже, уменьшалось количество пойманной рыбы. Первое было следствием эгоистичной политики государства, озабоченного лишь темпами роста экономики, без учета рисков для природы, второе – следствием истощения морской жизни из-за высокой концентрации соли. Рыбоконсервные заводы начали закрываться, а за ними опустели и дома: люди спешно покидали край. Мне же, прожившему всю жизнь в Муйнаке, некуда было бежать, да и в душе теплилась надежда, что это временно, стоит лишь немного потерпеть. В день удавалось поймать лишь две-три рыбы, и самым страшным для меня стало возвращение домой к грустной улыбке беременной Зухры и к вашим похудевшим личикам, потому что питались мы только рыбой. Тысячи семей неожиданно испытали на себе ужасы недостатка питьевой воды и пытки голода. Неизвестность и бездействие потихоньку ломали людей, всю жизнь зарабатывающих рыбным промыслом и отказывающихся верить в суровые предсказания.