Елена Никова - Английский дневник

Полтора часа, пока наш визитер ехал в поезде, мы терялись в догадках о том, что он хочет нам сообщить. Андрей срочно купил бутылку шотландского виски десятилетней выдержки, чтобы достойно встретить гостя.

Потягивая виски и медленно пережевывая сэндвичи, гость из Лондона просидел у нас целый день. Показывал копии неоплаченных счетов Маилза за аренду помещения. Рассказывал одно и то же по несколько раз. Мы так толком ничего и не поняли. Это были какие-то закулисные интриги, в которые он хотел нас втянуть, потому что поссорился с арт-дилером. Домой в Лондон он явно не спешил – ему у нас понравилось. И надежда на русское гостеприимство оправдалась…

Миссис Сноуграс переступает порог – и тут же:

– О, у вас паркей фло! – и добавляет с укором: – Вы убрали мой ковер!

Я пропускаю мимо ушей ее реплику и, раз уж она зашла, приглашаю ее в комнату и предлагаю присесть.

Миссис Сноуграс садится в кресло и замечает:

– О, вы заменили мои двери!

Эту реплику я тоже пропускаю мимо ушей – ей же надо о чемто говорить. И уже приученная к английскому этикету, предлагаю ей чай или кофе.

А вдруг откажется? Нет. Она выбирает чай.

Ну вот, теперь я еще буду пить с ней чай! И все-таки, зачем она пришла?

Я ставлю на стол чашки, бросаю в них пакетики с чаем и заливаю кипятком.

– Вам нравится Бродстеирс? Чудесное место, не правда ли? – начинает она.

– Да, неплохое, – уклончиво отвечаю я.

– Тишина и покой.

– Но вы почему-то уехали.

– О, это длинная история.

Я вижу, она не хочет рассказывать. И мне ее история совершенно не нужна. Но в ответ на ее реплики о ковре и двери я говорю:

– Расскажите.

– Нет, нет. Об этом не стоит, – решительно отрезает она. И разочарованно добавляет: – Вы поменяли мои занавески.

– И не только занавески, – я уже еле сдерживаю себя.

– А что еще?

Старая калоша, ты хочешь знать, что еще. О'кей.

Я веду ее на кухню. Она смотрит на новую мебель, чистые стены и говорит:

– Но со старой тоже было неплохо.

О, господи! Ну, откуда она свалилась на мою голову!

Мы возвращаемся в комнату, и я надеюсь, что теперь она, наконец, уйдет. Но миссис Сноуграс снова садится в кресло и, глядя на картины на стенах, говорит:

– У вас так много картин.

Тут в гостиную заходит мой муж. Я успела шепнуть ему, кто пришел, когда гостья только заходила. В одной руке у него кисть, в другой банка с растворителем.

Я знакомлю его с миссис Сноуграс.

– Хау ду ю ду? – миссис Сноуграс протягивает ему руку.

Но Андрей показывает, что руки заняты, и со сладкой улыбкой отвечает:

– Дую дую – не надую, – и в мою сторону: – Какой черт ее принес?

– Извините, он не говорит по-английски, – я опережаю ее вопрос и с обворожительной улыбкой продолжаю: – Какой черт, какой черт? Лучше спроси, что ей нужно.

– А что ей нужно?

– Ты ее спроси, а не меня.

– А, так это вы рисуете? – вдруг догадывается наша гостья. – Для аматора у вас неплохо получается, – удовлетворенно констатирует она. – А я вот тоже…

Ну все, перед Андреем помахали красной тряпкой. Даже не говоря по-английски, это слово он прекрасно знает.

– Он не аматор, а профессиональный художник, – перебиваю я ее.

– Неужели?

– Что она сказала? – переспрашивает Андрей нарочно, хотя все прекрасно понял.

– Что он говорит? – не унимается миссис Сноуграс.

– Он говорит, что на море большие приливы, – это первое, что мне приходит в голову.

Англичанка поджимает губы, и глядя на меня в упор, с претензией в голосе задает вопрос:

– Тут оставалась одна кровать, такая большая двуспальная. Желтый атласный матрас с белыми цветами. Вот в той комнате. Я бы хотела ее забрать. Надеюсь, вы ее не выбросили?

– Мы ее распилили.

–…!

Ранней весной, проходя по набережной, в витрине кафе «Чапини» я вижу объявление «Есть вакансия. Опыт не имеет значения. Заходите, спрашивайте».

Когда тебе часто говорят «нет», ты, по меньшей мере, теряешь веру в себя. А со временем начинаешь так бояться отказа, что уже избегаешь попыток устроиться на работу, только чтобы не услышать очередное «нет».

Я внутренне напрягаюсь и обхожу два раза вокруг кафе. Потом сжимаюсь, как перед прыжком в холодную воду, и захожу внутрь.

– Садитесь, пожалуйста.

Уже не молодой итальянец с приятной сединой, в белой рубашке с бабочкой и черной жилетке вежливо мне улыбается и указывает на столик возле стены.

Я сажусь. В кафе много людей. Мне кажется, что все смотрят на меня и только и ждут, что мне откажут. Итальянец садится напротив. Я раньше видела его в этом кафе, возможно, и он меня тоже. Может быть, поэтому он спрашивает:

– Вы живете в Бродстеирсе?

– Да, недалеко отсюда.

– Вы француженка?

– Нет, я русская.

– О, русская! – ну все, теперь скажет нет. А он продолжает: – Вы раньше работали в кафе? Умеете обращаться с кофе-машиной? Делать кофе с молоком, эспрессо?

– Нет… нет… – теперь мне приходится говорить нет.

– О’кей, вы нам подходите. Оплата почасовая 3,50 в час кэшем. Работа с девяти до шести. Один выходной.

Он смотрит на меня мягкими серыми глазами, а мое сердце уже переполняет благодарность ко всему итальянскому народу.

– Когда вы можете начать?

– Завтра, я могу начать завтра.

– Отлично. Жду вас завтра в девять утра. Как вас зовут?

– Елена, – нет, так выговорить он не может и повторяет Элена с ударением на первый слог. – А я Франко. Менеджер этого заведения. Не забудьте: белая блузка, черная юбка, черные туфли и черные непрозрачные колготки, – и на прощание:

– Увидимся завтра.

Так начинается моя работа в кафе «Чапини».

На следующий день утром я нервничаю, с непривычки ничего не успеваю, но без пяти девять я уже на месте. Франко одобрительно улыбается, выдает мне зеленую в крупную клетку жилетку и такую же бабочку на блузку. Теперь я член команды. Он проводит инструктаж, и я приступаю к работе.

Франко не отходит от меня ни на минуту. Если у меня что-то не получается, он подбадривает:

– Буфетчиком еще никто не рождался.

Я учусь делать капучино, эспрессо, чай с молоком, горячий шоколад, пытаюсь запомнить весь ассортимент и ничего не перепутать. Присесть я могу только в обеденный перерыв на полчаса, и еще у меня есть пятнадцатиминутный tea break 14 14 Перерыв на чай. в течение дня.

Зал кафе вытянут, и вдоль одной стены почти на всем протяжении зала располагается прилавок. За прилавком нас двое – я и Франко.

Франко около шестидесяти. Он маленького роста. Укороченные внизу под его фигуру брюки непропорционально широки, что делает его похожим на знаменитого грустного комика. Итальянский темперамент придает живость темным с поволокой глазам, но имеет уже созерцательную направленность.