Игорь Бойков - Кумач надорванный. Роман о конце перестройки

В словах матери зазвучал вызов, усиленный и тревогой от странного ночного звонка и накопившимся раздражением от скрытности сына.

Валерьян, сидя на обувном ящике, расшнуровывал ботинки. Огорошенный известием, он ещё несколько секунд продолжал машинально возиться со шнурками, затем замер, соображая, приподнял голову.

– Меня?

От новости и впрямь повеяло недобрым.

– Тебя. Что-то случилось там у неё… нехорошее. Она прямо в трубку рыдала.

– Рыдала? – растеряно переспросил Валерьян. – А…из-за чего?

– Я думала, ты нам это объяснишь.

Отец был более спокоен, потому пояснил:

– Дочь она свою искала. Была уверена, что та с тобой… отмечает.

– Мы у Витьки Медведева собирались. Я ж предупреждал, – забормотал он, соображая, что же могло в эту ночь стрястись. – Много кто там был, не я один…

Телефона в квартире Инны не было. Значит, мать её звонила не из дома. От соседей? Из больницы, где несла дежурство?

– И эта… Инна Чупракова… она тоже была с вами? – требовательно спросил отец.

Валерьян, не желая больше темнить, ответил кратко:

– Да.

Павел Федосеевич, вырвав-таки из сына признание, продолжил мягче:

– Её мать позвонила в начале четвёртого, мы спать только-только легли. Когда мы сказали, что ты не дома, она стала спрашивать, где тебя найти, как связаться. Она была абсолютно уверенна, что её дочь с тобой.

– Всё молчал, таился от нас, негодник. А теперь что вышло? – укорила Валентина опять и прибавила с недовольством. – Что всё это значит?

Валерьян продолжал сидеть на обувном ящике, стащив с ноги один ботинок, но не успев стащить другой. Пустой обледенелый автобус, глубинная, непроходящая грусть в голосе, в словах Инны, вглядывающийся в окна её квартиры пьяница вспомнились с резкой, болезненной яркостью.

“Приключилось чего-то. У неё дома”, – не предположил даже, а уверовал Валерьян.

Он принялся решительно надевать снятый было ботинок.

– Ты чего? Куда ты? – всполошились оба родителя.

Но Валерьян, не ощущая более хмельной сонливости, уже, растворяя дверь, выскакивал за порог.

– Я ненадолго… я скоро, – сбивчиво выкрикнул он, торопливо сбегая по лестнице вниз.

Отец и мать, растеряно моргая и переглядываясь, беспомощно топтались возле порога.

На остановке Валерьян оказался через пару минут. Ему повезло – автобус появился быстро. Но первоянварским утром проезжую часть не расчищали и не посыпали песком, оттого ехал он долго. Нервничающий Валерьян барабанил пальцами по спинке переднего сидения и тёр стекло, желая видеть, далеко ли ещё осталось до поворота на Авиационную улицу.

Сидя в непрогретом салоне утробно гудящего мотором “ЛИАЗА”, Валерьян напряжённо думал, как теперь поступить. К дому Инны его погнал подступивший к сердцу страх, смутный, но сильный. Ждать, когда та даст о себе знать сама, он, предугадывая плохое, заставить себя не мог. Но что будет дальше – ни знать, ни даже толком предположить не мог.

Сойдя на нужной остановке, он недолго потоптался на улице, глазея на дом, словно надеясь проникнуть взором сквозь его стены. Затем направился во двор, всё яснее осознавая нелепость своего прихода в случае, если окажется, что ничего худого не случилось. Но он сейчас соглашался скорее оказаться нелепым, нежели малодушным.

Во дворе, куда он вошёл исполненный тревожного смятения, в глаза сразу же бросился жёлтый милицейский “УАЗ”, приткнутый к самым ступеням подъезда, в котором располагалась квартира Инны. Возле него толклись зеваки-соседи, пожилая тётка в выцветшем зелёном пальто вещала, эмоционально прижимая руку к груди:

– Слышу среди ночи крик дикий из-за стены. И мат-перемат… мат-перемат…

Валерьян ринулся к подъезду.

К квартире Инны ноги привели его сами. Дверь в неё была открыта, а за порогом, в коридоре, в распахнутых настежь комнатах виднелись фигуры людей, в форме и в штатском.

– Вы куда? – грубовато окликнул Валерьяна стоявший на лестничной площадке милиционер.

Валерьян, не отвечая, влетел в квартиру.

– Инна! Инна! – вскричал он.

Милиционер, бросившись сзади, ухватил его за плечо и даже принялся выворачивать руку.

– Стой, говорю! Нельзя, – рявкнул он властно.

Из комнаты выглянул насупленный тип в штатском.

– В чём дело?

Валерьян, вывёртываясь и выдирая руку, изгибал шею, тянясь всем телом в квартиру, вперёд. Но из-за повыскакивавших в узкую переднюю людей он ничего уже не мог там разглядеть.

Типу в штатском его настырность пришлась не по душе. Он приосанился, словно желая ещё более загородить и без того скудный обзор, прогромыхал, багровея:

– В чём дело, спрашиваю?

Валерьян, перестав рваться, утих. Полусогнутый, морщась от боли в заломленной руке, проговорил:

– Я к Инне. Она здесь живёт. Её мать ночью искала.

Штатский прощупал его неприветливым взглядом из-под седеющих бровей, кивнул милиционеру на площадке. Тот, чуть ослабляя хват, подтолкнул его через порог.

– Ну так расскажете, кто кого искал, – хмуро сказал он. – А шуметь на лестнице нечего.

Валерьяна, не дав оглянуться, провели в кухню, тесную и неопрятную, усадили за стол, закрыли дверь. Спросили документы, даже карманы прощупали для верности. Вытащив студенческий билет, раскрыли, прочли вслух фамилию, имя. Штатский, который явно был старшим, уселся напротив. Кладя его документ перед собой, на несвежую, в разводах, скатерть, он начал допрашивать.

– Студент, значит. А прописаны где?

Валерьян назвал адрес.

– Кого из проживающих в этой квартире знаете?

Валерьян понял, что если не станет отвечать обстоятельно и честно, то недоверчивость к нему лишь усилится. Потому подробно, насколько мог, рассказал про новогодний праздник на квартире однокурсника, про то, как проводил утром Инну до автобусной остановки, как по приезде домой родители поведали о странном ночном звонке…

Штатский слушал, иногда чиркая ручкой в блокнот. Переспросил, в котором часу, со слов родителей, звонили по телефону, снова сделал пометку, даже что-то у себя подчеркнул.

– Из семьи Чупраковых, кроме этой Инны, с кем ещё знакомы? – спросил он, когда Валерьян завершил рассказ.

– Ни с кем.

Штатский приобнажил в скептической улыбке прокуренные зубы:

– В квартиру рвались, будто невесту из огня спасать – и ни с кем не знакомы?

Валерьян мотнул головой:

– Нет, не знаком.

– А прежде здесь часто бывали?

– Не бывал.

– И номера своего не давали?

– Номер давал Инне. А как он к матери её попал – не знаю. Наверное, Инна сама ей однажды сказала.

Штатский ухмыльнулся вновь, развязнее в мелочном торжестве.

– Не знакомы…не бывали… А как же в таком случае квартиру нашли?

Валерьян, ёжась под расчётливыми, каверзными вопросами оперативного работника, осознавал, что ночью здесь произошло что-то очень тяжкое.