Игорь Бойков - Кумач надорванный. Роман о конце перестройки

© И.А. Бойков, 2019

© Книжный мир, 2019

Семейные торжества Ештокины любили отмечать с размахом.

В день сорокапятилетия супруги Павел Федосеевич поднялся рано и, съев сготовленный на скорую руку завтрак, почти сразу с усердием принялся помогать ей на кухне. Вскрывать консервы со шпротами, прокручивать через мясорубку сдобренные хлебом и луковыми кольцами мясные куски, нарезать кубиками очищенный картофель – всё это выходило у него хоть и не слишком сноровисто, слегка неуклюже, по-мужицки, но быстро.

Предложение жены Валентины отпраздновать день рождения в кафе Павел Федосеевич отверг начисто:

– Да где сейчас человеческое заведение-то найти?! – воскликнул он, даже возмутившись от такой несуразной идеи. – “Стекляшка” наша на Заводской? Брось! Убогое меню, обшарпанный зал, ленивые, хамоватые официанты… Ресторан “Причал” на набережной? Тоже – ну его! Там теперь одно жульё собирается. Криминальный элемент… К тому же и столики небось бронируют только своим, по блату… Дома справим твой юбилей, Валя. Я помогу.

Валентина настаивать не стала, вполне удовлетворённая прозвучавшим заверением. Её полные, чуть вывернутые губы разомкнулись, и в стройном, выбеленном зубном ряду прямо посередине, словно неаккуратно наложенная заплата, неестественно зазолотилась крупная коронка.

– Помогай, – благожелательно изрекла она и прибавила с откровенностью. – Не хочется в свой праздник полдня стоять у плиты.

Она и сама не хуже Павла Федосеевича знала, что немногочисленные кафе и рестораны их города либо совсем непрезентабельны и захудалы, либо в них вечно не сыскать свободных мест.

Сын их, восемнадцатилетний Валерьян, поднялся значительно позже родителей, часам к десяти. Под звуки громко вещавшего из кухни радиоприёмника, он, ещё протяжно позёвывая и ковыряя пальцами в уголках глаз, протопал от своей комнаты до ванной.

Валерьян, несмотря на множество роднящих его и с отцом и с матерью черт, общим обликом своим всё же мало на них походил. Несмотря на унаследованную от Павла Федосеевича широкоплечесть, в осанке его не ощущалось ни самоуверенности, ни задиристой юношеской позы. Взор светло-серых, с лёгкой зеленцой, глаз не был по-житейски сметлив и одновременно покладист, как взор матери. Валерьян глядел на людей настороженно и вместе с тем пытливо, выдавая в себе натуру не слишком уверенную, но любознательную и незамкнутую. Спина его, ровная от природы, при сидении или ходьбе несколько сутулилась, словно бы он нёс на плечах возложенный против его воли груз. Возможно, оттого он выказывал в иных случаях привычку слегка вздёргивать правым плечом, словно бы сбрасывая с себя что-то, мешавшее по-настоящему войти во вкус какого-нибудь обстоятельного разговора или же в азарт спора. Сын Ештокиных был росл, русоволос, мягок лицом, но вместе с тем казался ещё очень невзросл, угловат.

Умывался Валерьян неторопливо и неаккуратно. Шумно ополаскивал рот, оглаживал влажными ладонями руки до локтей, отфыркивался, тряс головой, забрызгивая капельками тёплой воды висящее над раковиной настенное зеркальце. Тяга к долгому полосканию в тёплой воде развилась в нём с зимы, когда из-за лопнувших в подъезде отопительных труб приходилось мёрзнуть неделями, едва согревая комнаты раскалёнными докрасна, но слабенькими спиралями электрообогревателей.

Затем, тщательно протерев за собой брызги, вымытый и посвежевший, он вернулся назад в свою комнату. Одевшись, подошёл к письменному столу, выдвинул верхний ящик, взял со сложенных в стопку тетрадей небольшой обвязанный красной лентой пакет.

– С днём рожденья, мама, – войдя в кухню и обняв мать, произнёс он просто, но сердечно. – Это – тебе.

Валерьян не был велеречив, и учёба на физико-математическом факультете не способствовала развитию в нём такого качества. Мысли, чувства он склонен был выражать лаконично, даже неказисто, словно бы пряча за простотою фраз свою юношескую застенчивость.

Валентина сидела за кухонным столом и очищала от скорлупы сваренные вкрутую яйца.

– Спасибо, сынок. Спасибо, дорогой ты мой, – привстав, она поцеловала сына в щёку. – Помнишь о маме.

Отодвинув миску с яйцами, Валентина надрезала кончиком ножа перематывающую пакет ленту, вскрыла его, вытащила продолговатую, покрытую красной замшей коробочку. В ней были женские часы на аккуратном, позолоченном браслете.

– Лерик, ну ты прям… – растроганно ахнула мать и вновь принялась целовать сына. – Спасибо тебе. Спасибо, родной…

– Они механические, рукой надо заводить, – сконфуженно улыбался Валерьян, будто испытывая неловкость. – Вот это колёсико покрути. Видишь?

Расчувствовавшаяся мать вертела в руках часы, перебирала пальцами плотно пригнанные друг к другу колечки браслета, вглядывалась в чёрточки делений циферблата.

– Шикарно, – одобрил также восхищённый подарком отец.

– Я от души.

Валерьян налил себе в чашку горячего чаю и, откромсав ножом от палки варёной колбасы пару колец, сделал два бутерброда.

– Лерик, зачем же куски хватать? Поешь нормально: кашу разогрей или поджарь яичницу, – сразу засуетилась мать. – За стол-то садиться будем ещё нескоро.

Но Валерьян, отхлебывая чай, отозвался глухим, хлебно-колбасным голосом:

– Потом поем, позже. Пока – так…

Плита была плотно заставлена сковородами, кастрюлями, мисками с кипящей водой. Снимать и втискивать их на столь же загромождённый стол ему было лень. Он ушёл из кухни в гостиную, включил телевизор, сел на диван, пробежал глазами вырезанную из газеты страничку с программой. Их областное телевидение принимало только два канала – первый и второй государственные, и передачи, транслируемые в этот час, быстро ему наскучили.

– Репортаж из совхоза… “Наш сад” – ну что за скукотень? – переключая кнопки, досадовал Валерьян на столь неинтересную в субботний, да к тому же в праздничный для их семьи день программу.

Вошедший в гостиную отец растворил створки серванта, прищёлкнул языком, в сомнении качнул головой.

– Будь другом, сходи, купи ещё вина, – обратился он к сыну. – Всё-таки гостей будет много. Некрасиво получится, если не хватит.

Выпить в компании Павел Федосеевич бывал не прочь всегда. Щедро уставленный бутылками стол в их доме радовал всегда не только гостей, но и, прежде всего, его самого. Про гостей он помянул громко, даже как-то наигранно, чересчур, и сразу украдкой оглянулся в сторону кухни, однако благодушествующая Валентина и не подумала перечить.

– Лерик, если у нас в “Восходе” не окажется, то съезди в “Центральный”. Слышала, завозили туда недавно. Там должно быть, – крикнула она.