Александр Тимофеев - Записки с того света

Мои друзья

Наша камера была обшарпана и напоминала провинциальный привокзальный общественный туалет.

Очень небольшая – где-то около 8–9 метров. Продолговатая. Одна трехъярусная кровать и настил в виде антресоли над дверью (там тоже спят), рукомойник и туалет, отгороженный от остальной камеры простыней, которая висит на веревке.

Моя кровать – это кусок грязного рваного поролона. Мы с Даном спим «валетом» около двери. Местные обитатели дали нам одно скудное одеяло на двоих. Сами укрываются тремя хорошими. Холодно. На следующий день сжалились над нами и дали еще одно. Теперь у каждого из нас есть по одеяльцу! Под ним все равно очень холодно, ветер продувает камеру насквозь, но все же.

Раковина, над ней надпись: «Don’t worry, be happy».

На двери написано на португальском: «Все мы в руках Господа Бога».

Это здесь понимаешь особенно отчетливо.

Нас тут семь человек. Представлю своих товарищей по несчастью.

Жуан Карлос, 21 год, – бразилец европейской внешности, симпатичный молодой парень с длинными волосами, напоминающий начинающего рок-музыканта. Он вез восемь или девять килограммов «волшебных таблеток».

Аугусто – коренастый, немного полноватый благообразный молодой человек, также европейской внешности. Он похож на упитанного студента. Тоже наркота. Они с Жуаном Карлосом держатся вместе.

Третий бразилец, Карлос, кучерявый, похож на цыгана, лет сорока, сидит за агрессивное поведение в отношении полицейского. Вот уже 90 дней. Любит Достоевского, при мне читал «Братьев Карамазовых». Глубоко, я бы даже сказал, неистово верующий в Бога человек.

У него всегда в руках или Библия, или Достоевский.

Именно он впоследствии дал мне тетрадь и карандаш. По вечерам он читает вслух Библию, как пастырь, вкладывая в это столько энергии и темперамента, что даже меня пробирает, хотя я не понимаю ни слова. Видел, как у слушающих его слезы наворачивались.

Это происходит следующим образом: все собираются вокруг Карлоса, и он зачитывает какую-

нибудь нравоучительную проповедь из Библии, черные глаза его навыкате – в это время он очень похож на темнокожего актера Сэмюэла Л. Джексона в фильме Тарантино «Криминальное чтиво».

Экзальтация запредельная.

Затем все молятся.

Такой вот катарсис.

Каждый вечер.

Мой товарищ и, можно сказать, друг – Дан Петреску. Румын итальянского происхождения, он ехал из Испании, где прожил десять лет. О своей профессиональной деятельности Дан не распространялся. В силу обстоятельств руководство оказало ему содействие в получении второго гражданства и рекомендовало с семьей покинуть страну. Формальное основание задержания – «поддельный паспорт» – вызывало у него бурю негодования. Он бил себя по плечам, показывая, какие эполеты были у генерала, лично вручавшего ему паспорт в Асунсьоне. Он недоумевал, почему вопросов не возникало на контроле при вылете из Асунсьона, в аэропорту Парижа, при перелете в Мадрид…

Дан имеет многочисленные шрамы от ножевых и иных ранений – как побочный эффект рабочего процесса. Он ими гордился и постоянно их показывал. Дан направлялся через Бразилию со своей женой в Парагвай. Биография у него была бурная. Вероятно, поэтому он очень не хотел, чтобы о его личности делали запрос в Испанию.

Они с Карлосом – неформальные лидеры нашей камеры, заводилы, два наиболее темпераментных человека.

Александр, колумбиец, вез «ун кило кокаино». Ему тридцать четыре года. У него добрые и умные карие глаза.

Он любит шахматы, иногда мы с ним играем (фигур у нас, правда, не хватает).

Также в нашей камере сидит Галакси – молодой африканец из Сенегала, лет двадцати пяти, ортодоксальный мусульманин, держится особняком. Он производит впечатление человека мягкого и глубоко верующего.

В установленное время он всегда слезает с верхней полки, для того чтобы помолиться Аллаху.

Нигде я не встречал такой религиозности, как в бразильской тюрьме.

Несколько слов о толерантности

Это слово сейчас становится немодным, и его даже иногда стали произносить с каким-то пренебрежительно-ругательным оттенком – на мой взгляд, зря.

Толерантность – это взаимное уважение и терпимость друг к другу.

Хотелось бы написать о том, как в таком маленьком пространстве люди старались быть предельно тактичными и толерантными!

На восьми метрах ужились люди, говорящие на четырех языках (испанском, французском, португальском и русском), разных рас и религиозных убеждений.

Католики, мусульманин и православный пребывали в абсолютной веротерпимости и уважении к религии и обрядам друг друга. Все старались создать в этой «коммунальной» комнате максимальный комфорт (если это слово вообще применимо к тюрьме) для молитвы и совместного проживания.

Даже предугадывали желания товарищей, маневрировали в ограниченном пространстве предельно деликатно, чтобы не задеть друг друга – возможно, в этом залог выживания.

Не зная даже языка сокамерника, мы понимали друг друга без слов.

Слова часто бывают лишними.

С их помощью мы скрываем, изменяем, ретушируем, вуалируем истинное положение вещей или просто банально врем.

Вообще-то это не так сложно – понимать друг друга без слов, если есть желание понять.

Потерянная улыбка

Вот наступил (делаю затяжку – да, здесь я стал курить, точнее не курить, а покуривать – снимать стресс) очередной день моего заключения в «Парадането».

Я в тюрьме.

Постепенно происходит осознание: где ты…

Психика человека все-таки инертна – осознание приходит не сразу.

В камере очень холодно. Бразильские тюрьмы устроены по летнему варианту. В принципе это разумно, так как в Бразилии в основном лето. Холодно лишь пару месяцев в году.

Моя беда в том, что я попал в тюрьму именно в зимнее время. Из одежды на мне оставили только трусы, выдав простую белую футболку, хлопчатобумажные штаны желтого цвета и вьетнамки. Больше у меня ничего не было.

Одно окно (оно завешано трусами и прочими тряпками) и дверь, выходящая в тюремный двор. Наша камера насквозь проветривается.

Со двора доносятся крики: бразильские заключенные заняты тем, что они умеют лучше всего, – играют в футбол.

Из окошка видно свинцовое небо и веет сырым, промозглым ветром.

Смотрю на африканца Галакси – он тихо сидит на полу, обняв голову руками. Он очень молчаливый.

Я лежу на кровати, делаю заметки в тетрадь напротив меня валетом лежит колумбиец Александр.

Накрылся одеялом и… плачет.

Он протяжно стонет и, всхлипывая, бормочет молитвы.

Все это вкупе с дождливой погодой и неизвестностью наводит тоску и на меня.

Я не выдерживаю, приподнимаюсь и просто похлопываю Александра по плечу, потому что у меня самого от всего этого начинают наворачиваться слезы.