Александр Тимофеев - Записки с того света

Александр вообще производит впечатление

исключительно положительного человека.

Он никогда не пил, не курил и не употреблял наркотики.

У него жена и двое маленьких детей, о которых он постоянно искренне вспоминал на протяжении всего того времени, что я его знал.

Такой вот набожный и благочестивый человек – просто вез «ун кило кокаино». Для того чтобы поправить материальное положение семьи.

Для многих в Колумбии выращивание или перевозка кокаина – это единственный способ хоть как-то выбраться из нищеты.

Он встает с заплаканными глазами и спрашивает: «Что ты пишешь, о чем?» Говорю: «Обо всем». Он с некоторой агрессией и отчаянием просит: «Напиши обо мне, о моей БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ к моей жене, детям, моей СЕМЬЕ».

Потом я понял истоки его агрессии.

Он был недоволен собой. Тем, что оказался здесь.

Мы часто бываем агрессивны к людям, а еще чаще к себе, потому что недовольны собой. Или потому, что не принимаем себя… Или не принимают нас.

Вообще здесь редко так плачут.

В основном…

Вот вчера всегда позитивный, улыбчивый Жуан Карлос пришел от адвоката молчаливый и подавленный, непохожий на себя, с лицом человека, узнавшего, что умер кто-то из его близких.

Он просто молча сел у двери спиной к нам и сам себе состриг свои длинные волосы, которые, я знаю, много для него значили, были предметом его гордости. Они большими локонами падали на постеленную им газету.

Он стриг их зло, с агрессией.

Так и сидел в прострации, опустив голову и… время от времени всхлипывал носом. Он плакал.

Он сидел так долго.

Его никто не трогал.

Ему никто ничего не говорил.

И никто у него ничего не спрашивал.

Он изменился за эти несколько часов. Я не узнал его лицо, когда он обернулся.

…пропала его обаятельная улыбка.

Того беззаботного Жуана Карлоса не стало.

Он больше так не улыбался.

Вместе с волосами он «состриг» и улыбку со своего лица.

Такие сцены впечатляют больше, чем слезы.

Александр пошел плакать к окну – там висит ширма, скрывающая человека, справляющего свои естественные потребности. Он скрылся за ней.

У него начинается истерика, он плачет уже почти навзрыд. К нему идет Жуан Карлос. Он успокаивает его как может.

Наверное, это по силам только ему.

Только человек, сам переживший что-то подобное, может понять… и успокоить.

Александр успокаивается.

Мы все продолжаем лежать молча.

Каждый понимает, что настанет день, когда он сам так же вернется от адвоката и сострижет свои волосы, как Жуан Карлос, или просто сорвется, как Александр…

Пастор

День сегодня какой-то депрессивный.

Вероятно, погода.

Не переставая моросит дождь, висит туман.

В дверь что-то проорали.

Наступил обед, принесли какую-то непонятную бурду типа супа. Такая жижа с макаронами. Положил себе пару ложек – ничего, съедобно. Хочется чего-нибудь горячего в этой промозглой камере.

После обеда всех немного разморило. Да и погода сонная.

Галакси с невозмутимым видом расстелил свои газеты, выполняющие роль коврика для молитвы. Молитва. Пять раз в день.

Вот так и живем.

Лежу в дреме, идет сильный дождь, гроза.

Дождь кончился.

Решил посмотреть в дверной проем на играющих в футбол бразильцев.

Через какое-то время рядом со мной встали Даниэл и Карлос.

Вдруг неожиданно появился пастор – сухой и мощный старик в белой рубашке и галстуке.

Он подошел к нам и просунул через дверное окошко руку, я вместе со всеми тоже пожал ее.

Затем он через дверь начал проповедь.

Все, кроме сенегальца Галакси, столпились у окошка. Я чуть сзади.

Карлос встал на колени. Пастор закрыл глаза и с жаром начал что-то говорить. Я увидел, как даже у атлетичного Даниэла – с его-то биографией – побежали мурашки.

«Аминь, аминь». Пастор еще раз протянул нам руку, и мы поочередно ее пожали.

Вера – это важно.

Холодный душ

Решил помыться.

Сегодня, следуя героическому (учитывая холод) при-меру Даниэла и подбадриваемый им (он вышел после душа бодрый и энергичный – еще бы), я впервые за неделю помылся.

Это происходило следующим образом. Вначале я постирал свои трусы – это единственная моя вещь, которая у меня осталась.

Трусы и послужили моим полотенцем, так как находиться без футболки или штанов было бы холоднее, чем без трусов.

Включил чуть-чуть холодную воду и начал привыкать к ней, стоя на ледяном полу, скрючив ступни. Затем под возгласы Даниэла, означающие приблизительно: «Давай, давай, будь мужчиной!» – начал все больше и больше обливать себя холодной водой и судорожно мылиться.

После этой процедуры я быстро-быстро обтер себя своими предварительно хорошенько отжатыми сырыми трусами и сразу надел футболку, штаны и вьетнамки.

Ну, в общем, помылся.

Взбодрился.

В тюрьме начинаешь ценить блага цивилизации, которые в обычной жизни воспринимаешь как должное, например полотенце. О горячей воде я уж и не говорю.

Вечером нас ждала очередная проповедь Карлоса и традиционная молитва. После нее все тихо и смиренно разлеглись – кто на кроватях, а кто на полу – спать.

Прошел еще один день.

Он был неплох.

Я не знал, что ждет меня дальше.

Состояние дыма

Эти несколько страничек могут показаться немного трудными для восприятия, но я ими доволен, потому что мне удалось передать очень сложную гамму ощущений.

Возможно, это стоит перечитать несколько раз в полной тишине.

Вначале казалось, что все, что происходит со мной, это несерьезно.

Потом – что это происходит не со мной.

Это же невероятно: ты – и в бразильской тюрьме с наркодилерами, африканцами и мулатами.

У меня сохранялось стойкое ощущение нереальности происходящего – вероятно, это было защитной реакцией психики.

Наша психика не может так быстро перестраиваться, действует инерция.

Процессы запущены, но ты еще не стал другим.

Ты видишь все, как в кино, вся разница только в том, что ты не зритель, а актер. И вдруг оказался на сцене.

И вот от осознания этой новой реальности тебе становится не по себе.

Но самое страшное начинается потом, когда в твоем мозгу проскальзывает мысль, что это все надолго, – осознание этого и ощущение абсолютной неизвестности будущего в сочетании с бесконечной звучной иноязычной речью может ввести тебя в панику, в животную панику.

Если ты пережил эти страшные минуты, то дальше тебе может быть плохо, тяжело и даже очень тяжело, но ты избежал главного – животной паники, которая заставляет биться об стену, бить дверь и так далее. Я был свидетелем подобных сцен – они иррациональны и губительны для человека, впавшего в это состояние. После вспышек гнева и ярости человек часто впадал в апатию и уже долго пребывал в этом состоянии.