Феодор Алексеев - История об Аморетте. Часть первая

– По-моему, любая сфера деятельности человека важна в равной степени. Ведь и этих сфер бизнеса не было бы без музыкальных групп и без боксеров, без… В общем, я надеюсь, ты понял, о чем я.

– Угу.

– Но я так и не понимаю, почему мы все время говорим с тобой об одном и том же. Бизнес, бизнес, бизнес. Это странно. Я ведь твой брат и просто хочу с тобой обсудить твою жизнь. Не партнер.

– Давай к сути.

Такая реакция немного выбила меня из колеи, и я, все еще надеясь повернуть разговор в нужное русло, начал озвучивать все, что приходило мне на ум.

– Я хочу сказать, что эта тема меня не интересует, и я не могу даже обсуждать что-то, потому что я уже не помню, о чем и к чему мы все это говорим. Но могу сказать, что прежде всего располагаются эмоции и лишь исходя из своих ощущений мы… М-м… Исходя из наших ощущений мы выбираем, как нам поступить и чем заниматься.

– Ты это вообще к чему?

– Ты разве не понимаешь? – спрашивал я, хоть и сам не совсем понимал, о чем я говорю.

Кислота-кислота!

– Нет.

Тут я окончательно потерял нить и ляпнул что-то подобное:

– В общем, каждый человек – это последствие, сумма различных переменных, когда-либо имевших влияние на него. И…

– Ты закапываешься.

Паника!

– Нет! Я просто пытаюсь вести диалог. Знаешь, Люка, мне очень трудно говорить с тобой!

– Ты закапываешься. А еще говоришь, что я заблуждаюсь.

– Люка!

– Чего Люка? Чего Люка, я тебя спрашиваю? Ты ересь несешь, а мне говоришь, что я тупой и еще заблуждаюсь?! – выпаливая это, Люка снял маску сдержанного начальника и стал настоящей копией нашего отца, когда тот еще был молод. А это уже точно было очень и очень плохим знаком. Я не узнавал своего брата. Я не узнавал того человека, который еще несколько минут назад самим своим присутствием напоминал мне обо всех самых светлых и теплых моментах из нашего общего детства. О чудесных предрождественских прогулках по сосновому лесу (их я помню лучше всего), о совместном просмотре фильмов и о теплых и открытых разговорах перед сном, когда каждый из нас, как мне тогда казалось, делился своими самыми сокровенными и чистыми мыслями…

Нет, конечно, разговаривая с ним, я не видел всех этих образов из прошлого. Нет. Но я ощущал их, а это было куда важнее.

– Люка, ты меня перефразировал. Причем неправильно. Я не хотел тебя оскорбить.

– Я сказал так, как сказал это ты.

– Ладно, тогда прости меня. Прости, хорошо? Но я все-таки могу договорить? Ведь мне кажется, что…

– А какой толк мне слушать тебя? Ты вырасти сначала из своего этого дерьма мечтательного, а потом уже говори.

И тут нечто темное увидело окончательную перемену в лице собственного брата. Такую перемену, которая, показав их ложность, навсегда закрыла дверь к его воспоминаниям о прошлом и заставила его спросить:

– Кто ты такой?

– Что?

– Кто ты такой, мать твою?! Ты не мой брат!

Действительно, передо мной тогда сидел уже не тот Люка-братишка, каким я раньше его видел. Это было что-то ужасающе другое. Это было чрезмерно фанатичное последствие всех нелепых бизнес-тренингов, весьма наглядно обучающих людей тому, как, оставляя лишь ширму человечности, ее шаблон, в душе переставать быть людьми. Жалкий моральный уродец, которого наш жестокий отец-самодур, как я только тогда понял, через наказания и постоянные наставления все-таки сделал бездушной машиной по зарабатыванию денег.

– Люка… Я приехал сюда, чтобы поздравить тебя с рождением твоей дочери. Понимаю, что я сам… Да, я сам начал наш разговор совсем не так, как стоило, но… Но ты ведь мог бы понять мое волнение, будь ты моим братом! Я ведь очень долго не видел тебя. И все-таки кому, блядь, в голову придет такая идея, чтобы прежде всего спросить своего брата, как он оценивает твоего ребенка?!

– Не ругайся в моем доме! – Люка показушно вскочил с дивана. – Кто я такой, да?! Иди-ка ты лучше со своими дружками-наркоманами пообщайся! Может, они тебе что-нибудь толковое расскажут, а? А?! Да-да! Думаешь, я не созвонился с отцом? Думаешь, я ничего о тебе не знаю? Я все знаю! Так что ты со мной так не разговаривай, щенок. Понял? Теперь-то ты понял меня?!

– Что ты несешь? Ты больной, Люка. Больны и все те, кто хоть сколько-нибудь похож на тебя, – сказал я и почему-то засомневался в правильности своей мысли, но все равно продолжил. – И я искренне надеюсь, что жизнь покажет тебе, какую ошибку ты сегодня совершил. Прощай, Люка-братишка.

На этих словах я неуверенно встал с кресла, в которое до начала нашего разговора Люка, похлопав меня по плечу, любезно предложил мне сесть, и пошел в комнату к младенцу, чтобы попрощаться. И только тогда я впервые ясно увидел ту совершенно не понимающую своего положения девушку, что лишь на бумаге была женой моего брата, а в мыслях же – обычной легкомысленной восемнадцатилетней девочкой. Но я не могу больше ничего о ней сказать. Разве только… Эм-м… Мне тогда было очень жаль ее.

Да и как бы все это ни было, эта история и не о ней, и не обо мне. Эта история об Аморетте, которая родилась сегодня в этой семье и над которой все так же нависало размытое темное пятно. О прекрасной Аморетте, которая еще не знала ни о чем.

Да-с, вот так! И, казалось бы, все. Утомительный и, вероятно, нелепый для стороннего наблюдателя спор окончен, обстановка в месте, где будет расти наш будущий суицидник, хоть сколько-нибудь стала ясна, а начало пути нашей главной героини – обозначено. Но я почему-то не могу закончить эту главу. Хм… Почему же?

А!

«Да пошел он нахуй!» – вот, что сказал маленький Люка-бизнесмен с расплывшимся лицом, когда я покинул его дом, выполненный, как и все остальные дома поселения Грандкунд, в стиле фахверк, но отгороженный от других домов высоким забором из крупного булыжника, плотно поросшего плющом.

Вторая глава

Исход

А сейчас самое время, чтобы вернуться к истокам.

Гейси, Дамер, Риджуэй, Банди, Чикатило, Педро Алонсо Лопес.

Ита-а-ак…

Аморетта, да? Вспомнить только! Ей от силы-то было всего пару дней, когда я, все еще отходивший от разговора с ее отцом, решил навсегда отказаться от человеческого общества и самостоятельно поселить себя в одиночную камеру с видом на бескрайний грандкундовский лес. Да-да-да…

А что я мог поделать? Ведь и до спора с Люкой у меня в этом мире уже почти никого и не осталось. Ни когда-то родных мне по духу «дружков-наркоманов» (художников, музыкантов и писателей, не познавших силу систематического образования, способного зажать мозг в тиски

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.