Мелисса Ролос - Не люби. Моя любовь тебя погубит

«Что же ты за мажор такой, Вадим Зимин?» – подумала я, садясь в бежевый салон автомобиля.

Сам парень приземлился рядом со мной на задних сидениях. Он сказал водителю ехать до ближайшей больницы, а потом повернулся ко мне и, увы, его карие глаза горели отнюдь не дружелюбностью.

– Чего ты так смотришь на меня, как на врага народа? – спросила я, когда его взгляд начал уже тревожить меня.

– У меня есть для тебя условие.

Я заинтересовалась. Какие условия он может мне поставить и что мне с этого может быть?

– Что за условие?

Вадим усмехнулся и откинулся на спинку сидения. Всем своим видом он выражал спокойствие и умиротворенность, но я своим чутким нутром чувствовала, что для него это важно.

– Видишь ли, Алиса Вольф, – начал он, когда мы коло нескольких минут ехали молча. – Мне важна моя репутация в школе, которую я смог заработать за эти годы. Учащиеся боятся меня, а учителя уважают, каким бы противным я не был.

Он замолчал, а меня так и подмывало спросить что дальше. О том, что он возомнил себя королем, я смогла понять и раньше, поэтому просто не видела смысла в его словах и при чем здесь условие.

– Если коротко говоря, я не хочу, чтобы кто-либо знал о том, что было. Я не хочу, чтобы меня считали защитником маленьких девочек, которым просто захотелось прогуляться перед сном поздней ночью. Вся школа знает меня не таким. А особенно никто не должен знать, что я звонил по квартирам, разыскивая тебя. Будет намного лучше, чтобы ты и сама обо всем этом забыла, но это уже мне точно никак не сделать.

– Ты хочешь, чтобы я молчала? – уточнила я.

– Именно, – он усмехнулся, показав белоснежные зубы.

– А тот поцелуй и то, как ты обнимал меня. Как мне это понимать?

Он громко рассмеялся, и его смех резанул мне по ушам. Я не знаю, что сказала смешного, но терпеливо подождала, когда он отсмеется и даст мне ответ.

– Ничего себе там не придумывай особо, малышка! – все еще улыбаясь, наконец, сказал он. – Ты ничего не значишь для меня, как и все остальные пустышки…

– Я пустышка? – вспылила я. вот этого я точно не ожидала. – Я ничего не похожа на пустышку!

– Не похожа, – согласился Вадим. – Но, тем не менее, ты ничего для меня не значишь.

– А что если я уже успела рассказать одному человеку обо всем случившемся? Без поцелуя и этих пьяных твоих объятий.

– Дай угадаю? Герц! – я кивнула. – Если она не будет болтать и распускать обо мне слухи, где я герой и все такое, то будем считать, что она и не знает.

– Хорошо. Но в чем суть условия?

– Ты молчишь, а взамен находишься под моей защитой. Ни один человек тебя не сможет тронуть или обидеть. И не важно человек это из школы или обычный уличный хулиган. В любой момент ты можешь звонить мне.

– Разве не слишком благородно с твоей стороны? – фыркнула я, ища во всем этом подвох.

– Да, ты права. Поэтому еще кое-что…

Он опять замолчал, заставляя меня нервничать. Почему-то ко мне в голову полезли всякие непристойности, и я хотела уже было отказаться от этого условия, но, прежде чем я успела открыть рот и издать хоть звук, Вадим опять начал говорить:

– Я слышал, что ты играешь на скрипке. Я не хочу, чтобы об этом знал кто-нибудь еще, кроме меня, Герц и твоей матери. Никто из школы.

– Вообще-то я собиралась идти в какой-нибудь музыкальный кружок, а чаще всего в таких кружках надо выступать…

– Любая музыкальная школа в твоем распоряжении. Если нужны будут деньги, то я готов даже платить за твое дополнительное изучение скрипки, но никто из школы не должен знать о твоем увлечении.

– А что в этом такого? – не понимаю я.

– Просто я так хочу. Ну, так что? Принимаешь мои условия?

И я согласилась. Машина остановилась как раз тогда, когда наш с Вадимом договор был закреплен рукопожатием.

Когда мы приехали с Вадимом в больницу, мне сделали снимок головного мозга, что подтвердило поставленный мне диагноз школьной медсестры. Меня все-таки положили в больницу на несколько дней, поэтому мне пришлось звонить матери и рассказывать ей о инциденте в школе.

Она отпросилась с работы, съездила домой и привезла все нужные документы для оформления, вещи и книги для меня. Но про ноутбук она любезно забыла, хотя я ей несколько раз повторила про него и лежал он на самом видном месте в моей комнате.

Вадим уехал почти сразу, как только я вышла из машины. Он не таскался со мной по врачам, не приезжал после того, как меня положили, да и вообще зачем я ему. Но я часто вспоминала его, пока лежу в этой больнице.

Я здесь уже третий день, который должен был быть последним. Три дня скуки. Даже несмотря на то, что ко мне в обеденное время приезжала мама и после школы заходила Вера, мне здесь было до жути скучно.

Несколько раз в день мне приходилось выходить из палаты, чтобы спуститься в столовую и покушать не самую лучшую в мире еду, но вполне годную для поддержания жизненных сил, и также несколько раз в день мне ставили уколы. Все остальное время я зависала в телефоне или читала книги.

В палате я лежала одна, поэтому собеседников у меня не оказалось и приходилась разбавлять тишину музыкой. Я просто втыкала наушники в уши и закрывала глаза, представляя как приеду домой и возьму в руки свою любимую скрипку.

Играть каждый день – моя привычка. Хоть одну композицию, но я должна была играть. Раньше я играла для отца, а сейчас, когда играю, представляю, что он меня слушает. И за эти несколько дней я истосковалась по игре.

От созерцания желтоватого потолка меня отвлек звонок мобильного телефона. От резко раздавшейся мелодии, я вздрогнула и потянулась к тумбочке, на которой лежал мой телефон.

– Да? – ответила я, принимая звонок подруги.

– Со скуки не померла там еще? – спросила она своим вечно веселым голосом. Сама того не понимая, я начала улыбаться.

– Нет, все еще в процессе, – фыркнула я, переводя взгляд с потолка на голубое небо за окном. – Гулять хочу, а то от этого постельного режима уже тошнит.

– Ну ничего, тебе совсем немного осталось!

Мне нравилась Вера. Мне нравилось, что у меня появилась подруга, к которой я если что могу обратиться. Она звонит мне, приходит, веселит меня, хотя я уверена, что у такой активной девушки полно дел и забот и без меня.

– Что там нового в школе? – спросила я, где-то в глубине надеясь, что услышу хоть что-нибудь о Зимине. Мне была противна мысль, что он может привлекать меня как парень, но, видимо, так оно и было.

– Тебе рассказывать все или только самое интересное? – спросила меня девушка. Я закатила глаза и попросила самое интересное. Герц не была сплетницей, но она всегда оказывалась в самой гуще событий. Как-то вот так получалось. – Сегодня к нам на урок по математике приперся Зимин и сел к своей подружке с розовыми волосами. Они оба наплевали на урок и о чем-то разговаривали, но почти под самый конец, перед звонком с урока, Зимин вдруг вскочил со стула и прокричал что-то вроде того, чтобы Лиза к какой-то бабе не приближалась…