Валентин Шентала - Чернявский

– Ба, кого я вижу!

– Да, это мы. Как говорится, чудны дела твои… – ну, и т. д.

Из всего этого диалога, который ни для кого ничего не значил, может быть, стоило бы выделить (с целью показа живости разговора) слова о том, что теперь у меня такой-то номер, что означает, что под этим номером будут и шкафчик, и вешалка для полотенца, и полка для стаканов, да зачем? – В разные «потоки» у нас были разные «навороты» (как бы я теперь выразился), а во время большого ремонта что-то должно быть не так. Эти номера не отменили и после заезда в основной наш корпус, как говорится, коней на переправе не меняют.

Я пошёл спать по указанному адресу, очутившись там, где в 1976 году так сказать, обучался в 3 ем классе, а папа ещё долго беседовал с Анастасией Ивановной.

Утро того дня началось как обычно. Все, кто заехал, уже позавтракали и расположились здесь же, в игровой, совмещённой со столовой. В зимний период так делалось и в нашем корпусе (впоследствии я поймал себя на том, что постоянно сравнивал то, что было с тем, что стало), ничего удивительного тут нет. Где-то минут через 15 тётя Рая Запорожец (это фамилия такая) довольно-таки грубо вкатила и поставила за стол коляску с новеньким:

– Встречайте, господин 420! – и ушла.

Да, в те года, пока «тяжёлых» было относительно мало, нелюбовь к ним «младший состав медперсонала» ещё не особо и скрывал. В основном, естественно, было отчего: таскать «многотонные бомбы» не каждому понравится. Кроме того, парень был одет в явно казённую не то кофточку, не то костюм (по моему, даже создатели сего творения не знают, что это такое), в котором в 1976 году был одет умственно недоразвитый Саша Поздняков, в свои 16 лет владеющий неполным словарём небезызвестной Эллочки – Людоедочки и ничего не понимающий. Однако, сев (вкатившись) за стол, парень глубоко вздохнул и, положив руки крест-накрест на стол, медленно и тяжеловато опустил на них голову.

«Э, нет, этот парень – не дурак», – подумал я, увидев до боли знакомую позу. В этой позе я, т. с., «ностальгировал» по дому. Пока столы были старые и на них были клеёнчатые скатерти, я под них клал письма, записки и т. п., а затем время от времени их перечитывал. Почему-то мне показалось, что ему тоже будет чего класть . Как позже выяснится, я не ошибся.

Я взял ходилку и подошёл к нему:

– Как тебя зовут?

– Саша…

Январь, то ли 4 ое , то ли 5 ое число 1976 года. Ночь. Мы с папой и мамой впервые перешагнули порог «Голубой волны». 6 лет назад мы уже здесь, насколько я понимаю, были, но на консультации, приехав в другой санаторий. То посещение я, естественно, почти не помню, а потому сейчас я в первый раз за шикарными воротами этого заведения. Мы входим в приёмный покой. На столе стоит графин с водой, и мне почему-то захотелось пить.

Новый год мы справили дома. А на следующий день я почему-то заболел. Позже я не ещё однажды умудрюсь температурить накануне отъезда в «Голубую волну», до сих пор до конца не понимая причины этого, но тогда, насколько я помню, стоял вопрос об отмене этой поездки. Однако, надышавшись свежего, вечернего анапского воздуха и выпив с дороги полстакана воды, я почувствовал, как мне стало лучше. Этот феномен повторится ещё не однажды. Когда же мы добрались до самого дальнего от ворот, но стоящего у самого моря одноэтажного корпуса и я лёг спать на указанную кровать, почему-то я ощутил себя самым здоровым и счастливым человеком на Земле. Странно. Ещё страннее то, что первые полгода я действительно абсолютно не скучал по дому, ощущая здесь себя как в родной стихии. Почему? Наверно, потому, что чем больше человек находится в некоем замкнутом помещении N , тем в принципе меньше он скучает по нему, выйдя оттуда. Как позже выяснится, мне очень много надо, что бы заскучать по дому. А пока…

Я окунулся в прохладную постель, закрыл от удовольствия глаза и… «пусть весь мир подождёт»!

– Будить его или не будить? – это было первое, что я услышал, проснувшись утром.

Чуть приоткрыв глаза, я увидел за большими окнами такое же чёрное небо с горящими на столбах фонарями, с высокого белого потолка горели 2 больших круглых плафона, а надо мной склонились две головы. «Если бы я был бы здесь не первый, – подумалось мне, тут же закрывшему глаза, – такого вопроса и не возникло бы. Режим есть режим, какие могут быть сомнения!»

– Да пусть поспит! Успеет ещё навставаться, когда придёт время! Детей ещё нет, процедур нет, – куда спешить?

И они ещё поговорили на разные темы. Видно было, что эта пара давно и успешно друг с другом сработались. В числе прочих тем они несколько раз обмолвились о том, какие у моей мамы вкусные грибы (когда успели распробовать?).

И всё-таки пришла пора, когда было сказано однозначно:

– Буди, хватит!

– А я уже встал, – сказал я, весело открывая глаза.

1978 год. Прошло несколько дней, а может, один – здесь не столь важно. Я куда-то катил в сторону выхода, насколько помню – в палату. Вдруг в дверном проёме выхода, который располагался тоже в том же направлении, только в конце коридора, появилась очень знакомая спрутоподобная фигура качающегося как-то одновременно во все стороны Игоря Кузнецова. Когда мы сошлись, оба, не сговариваясь, стали кривляться, изображая неподдельное удивление неожиданной встречей: он опустил голову до уровня моего лица и наклонил её в противоположную, нежели я сторону. Затем я наклонился в «его» сторону, а он абсолютно синхронно – в «мою». Эту непонятную и смешную «церемонию» мы проделали ещё несколько раз, явно пытаясь рассмешить друг друга. Надо сказать, что ему это удалось: когда мы, наконец-то, разошлись, я едва сдерживался от громкого хохота, толком не понимая, чего здесь смешного?

Игорь Кузнецов – человек не моего круга. Он ходил (хотя хромал так, что непонятно было, как он при этом не падал), а потому считался «здоровым». Соответственно, и водился Игорь со «здоровыми» ребятами. (Интересно, что в 1977 году один из «здоровых» был без ног, другой сломал ноги в аварии, гоняя на «картах», а третий просто хромал). Здесь Игорь – хороший повод для перехода к основному сюжету, задевая остальные ветви. Однако, забегая вперёд по времени, хочется начать с вечера, абсолютно никакого отношения не имеющего к основному сюжету.

Однажды, когда мы уже переехали в основной корпус, мы вышли на вечернюю прогулку. Видимо, потому что я, как и все малыши и «тяжёлые», не так уж часто выходил гулять после ужина, а может быть, действительно было так, но когда я поднял голову…

Высокие-высокие, чистые-чистые яркие звёзды, казалось бы, кружились в каком-то невиданном прекрасном хороводе жизни по изумительно-ночному небу. Неожиданно мне стало казаться, что оттуда, с неба я слышу небывало-красивую музыку, звучащую с Начала Времён и которая будет звучать до самого Конца… Невозможно было не восхищаться этой Красотой Вечного Космоса. На ум приходили почему-то строки А. С. Пушкина «Тиха украинская ночь…», хотя Кавказ – это, конечно, не Украина. И я не мог не поделиться этим открытием хотя бы с кем-нибудь. Но с кем? Саша уже лёг, другим это что есть, что нет…. А Игорь год назад писал (и рисовал) какой-то научно-фантастический роман, действие которого происходит в таком «глубоком» космосе, что Землёй там даже и не пахнет! В моих понятиях, если пишешь про космос, то не можешь не восхищаться этой космической Музыкой Вечности… «Во поле выйдешь – песни поёшь…»