Алексей Уманский - Легко видеть

До основательного голодания в первом Кантегирском походе дело дошло не случайно, несмотря на то, что компания, по крайней мере, ее ядро было вроде достаточно опытным и готовились к нему вполне серьезно. Адмиралом как всегда в последние пять лет шел Вадим, старший по возрасту, физически наиболее сильный, достаточно ловко владеющий своим телом, но еще больше – искусством манипулирования общественным мнением внутри компании.

Словом, в лице Вадима они имели естественного лидера, если исходить из характеристики лидера, данной Гербертом Уэллсом в романе «Когда спящий проснется»: организатор и демагог. Впрочем, он был не только организатором и демагогом. И Михаил и Лена вполне признавали, что индивидуальные туристские умения были у него в основном не хуже, чем у любых других членов компании, а как рыбак он вообще не имел себе равных. Однако в стараниях Вадима действовать только в общих интересах они усматривали на самом деле хорошо упрятанную фальшь и эгоизм. Само по себе ни такое поведение лидера, ни его человеческая суть не были новостью для любого типа человеческой общности с древнейших времен. Однако в спортивном туризме такое допускалось не всеми и не всегда, поскольку в этой сфере, как, может быть, ни в какой другой, лидерство в компании могло и даже должно было порой переходить от одного лица к другому (возможно и обратно) в зависимости от того, кто именно из участников в наивысшем состоянии воли, знаний и духа приходил к очередному этапу фактической борьбы за выживание, в которую нередко превращался сложный поход. Вадим, безусловно, понимал, что поддерживать свое реноме лидера непросто и для этого надо стараться. Однако со временем свои основные усилия он стал употреблять не на то, чтобы стараться первенствовать во всем, а на игру в демократию. В его стиле было последовательно уединяться с каждым из спутников и якобы советоваться по тому или иному поводу, но потом он собирал сразу всех и решал поставленный им вопрос как хотел с самого начала (и далеко не всегда наилучшим образом), пользуясь тем, что спорить с ним находилось мало охотников. Михаилу случалось возражать, и изредка он даже переубеждал Вадима, но тот слушался его, пожалуй, только тогда, когда речь шла об ориентировании. Может быть, только за это ценное свойство определять направление пути при пеших переходах в глухих местах Вадим и не выпер Михаила с Леной из компании за критицизм, неприятный для любого авторитета. А авторитет у него, несомненно, был, и только Михаил знал ему истинную цену. Даже Лена не сразу согласилась с мужем. Однако настал момент, когда он получил доказательства своей правоты, достаточные уже и для Лены.

Дело было за три года до Кантегира, на Приполярном Урале, во время волока из верховьев Подчерья в верховья Щугора через Понью. Сначала они сделали заброску груза из долины Подчерья к верхней границе леса – уже не смешанной тайги, а к зарослям корявых каменных берез под перевал на приток Поньи – Пеленью. За две ходки было поднято почти все: лишь Арсен, разделивший выделенный ему груз не на две, а на три ходки, отправился в последний раз вниз. Арсен пару раз ходил с Михаилом и Леной в подмосковные походы и попросился уже в этот серьезный поход (тогда он считался пятеркой) в надежде на исключительную рыбалку в ненаселенных местах, о которой мечтал всю жизнь. Действительность оказалась не такой, как он ожидал: пришлось подниматься сто тридцать километров по обмелевшей несмотря на частые дожди полугорной реке, промокать, приходить на ночлег почти без сил – это повторялось изо дня в день. К тому же рыба ловилась в основном у Вадима, Арсену же его опыт здесь, в приполярных широтах, не помогал, и очень скоро поход превратился для него скорей в отвратительное испытание его терпения, нежели в поприще обретения своими трудами и любовью к природе новых свойств души и приятных впечатлений. Виновниками своего разочарования Арсен считал Лену и Михаила, особенно последнего, наверное потому, что именно его энтузиазм (нет, не уговоры – их не было) подвел и обманул Арсена. Винить его за то, что иногда Арсен позволял вести себя на переходах не так, как все, было бессмысленно. Ну, не смог человек перемогаться, потому что не хотел и не видел в том смысла. Не устраивать же свару, особенно зная наперед, что она ничего не даст. Короче, когда они остались у верхней границы леса впятером, а не все вшестером, и надо было решать, что делать дальше – сделать ли ходку за перевал, оставить там женщин – Лену и Наташу – устраивать бивак, остальным вернуться назад, к Арсену, и вместе с ним сделать еще одну ходку – или ждать всей компанией, когда подойдет снизу Арсен. Первое всем – в том числе Михаилу – показалось разумнее, поскольку они уже и так опаздывали, потратив на подъем по Подчерью на три дня больше запланированного, и время уже подпирало – дело пахло опозданием на работу из отпуска. И тем не менее Михаил не мог отделаться от чувства, что даже временное разделение с Арсеном, остающимся по другую сторону хребта до их возвращения, обязательно обернется какой-нибудь неприятностью. Однако груза было много, волок длиной восемнадцать километров, и время терять не годилось. Только они начали подъем, как к ним неожиданно быстро из своей последней ходки спустилась обогнавшая их туристская компания свердловчан, которой вроде уже незачем было возвращаться. Оказалось, что погода наверху испортилась, и они, достигнув перевального плато, в облаках и тумане сделали полукруговую дугу и вместо Пеленьи свалились обратно к Подчерью. Обидно им было до крайности. Их тоже было шестеро, среди них одна женщина, все помоложе и, судя по экипировке, победнее всех из команды Вадима. Спешили они еще и из-за того, что у них было мало продуктов. Правда, меньший груз позволял им двигаться быстрей. Еще одним виновником их неудачи с последним переходом через перевал было то обстоятельство, что свой единственный компас они утопили еще где-то в устье Малого Емеля, и в первую ходку на Пеленью они одалживали компас у Михаила. Тогда они шли еще в условиях хорошей видимости и установили, какими курсами и сколько времени надо двигаться к тайге по ту сторону хребта.

Теперь обе компании решили подниматься вместе. Путь по крупноглыбовым россыпям – курумам, без видимости и с тяжелым грузом, да еще под мокрым снегом занял куда больше времени, чем они рассчитывали, и потому, когда обе команды добрались до первого же леса за перевалом – точнее – его подобия в виде все той же каменной березы – и сбросили с плеч ненавистные рюкзаки, стало ясно, что не только вернуться после первой ходки за новым грузом и придти сюда, на Пеленью, но и просто засветло добраться до Арсена им уже не успеть. Однако Михаил твердо знал, что обратно идти придется. Будь там достаточно опытный путешественник, он бы сообразил, что произошло в такую погоду, и стал бы ждать, не особенно кляня обстоятельства, в которых сам же отчасти был виноват. Правда, у Арсена не осталось палатки – ее уже перенесли за перевал, но была полиэтиленовая пленка, спальник и достаточно много теплых вещей. Однако в том-то и была заковыка, что положиться на понимание Арсена было нельзя. Ко всем его разочарованиям в спутниках и походе (только о Вадиме он теперь думал хорошо) должно было присоединиться еще одно – его бессовестно бросили одного в глухой тайге в ужасную погоду без надежного крова над головой, о чем он впоследствии с полным правом мог бы вспоминать в Москве годами. Поэтому, когда Вадим подошел к Михаилу с вопросом, как быть с Арсеном, Михаил твердо сказал: «Надо к нему идти. А то потом не оберешься». Было видно, что Вадиму совсем не хочется идти, и на сей раз Михаил был с ним абсолютно согласен, но положение обязывало, и возможные негативные последствия были слишком очевидны им обоим. А потому они стали срочно собираться – вытряхнули принесенное из рюкзаков, поддели по свитеру под насквозь промокшие штормовки, и, выслушав последние навигационные наставления от предводителя встреченной компании, который хоть один раз видел путь через перевал, вдвоем двинулись вверх. Сережа остался с Наташей и Леной. Идти в облаках, причем не по прямой, предстояло семь километров. Минут через пятьдесят, двигаясь точно на запад, они достигли перевального плато. Михаил все время контролировал направление, особенно после того, как кончился распадок ручья, питающего Пеленью из большого снежного забоя, и потому не осталось уже никакого видимого ориентира. Плато они пересекли по тому же азимуту, но, как только почувствовали ногами – а сумерки к тому моменту сгустились почти до темноты – что попали на склон, идущий вниз, решили, что пора менять курс на север. Идти было очень скверно, особенно по скользским курумам. Там можно было запросто сломать не только ноги, но и шею, однако, к счастью, падения, которых они не могли избежать, кончались благополучно. Синяки были не в счет. Так на спуске прошел еще один час, и тут, словно в полном соответствии с расписанием, они различили во тьме перед собой корявые стволы каменных берез. Здесь предстояло искать Арсена, и трудно было себе представить, как и где. «Надо покричать», – предложил Михаил, но кричать не пришлось. Метрах в пятидесяти от них послышался удар топора. – «Арсен!» – окликнул его Вадим, и тот сразу с радостью отозвался.