Валерий Бронников - Беспощадные жернова

Младшие дети, школьники и дошкольники, видя, как рушатся предприятия, тоже старались всё крушить и рушить: заборы, сараи, брошенные склады. Они оказались предоставлены сами себе, пока родители разбирались в происходящем хаосе реформ. А ещё новый лозунг «Всё разрешено, что не запрещено!» подливал масла в огонь – это разрешение больше напоминало снятие рамок на ограничения и запреты по разгулу различных безобразий – дети так это и понимали. Они у грамотных родителей оказывались политически грамотными и подкованными, смотрели телевизор и слушали, что говорят взрослые. А взрослые вечерами, собираясь на маленькое застолье, говорили много и много обсуждали новые веяния, до конца не понимая, что происходит.

Чехин и другие здравомыслящие специалисты видели, куда катится вся экономика, но ничего поделать не могли. Новые веяния действовали, как нектар, на шайки воров, проходимцев, разбойников, тунеядцев и лентяев, бездельников. Появилось огромное число потомков «Шариковых», вдруг вышедших из тени и оказавшихся на переднем крае разрушительных реформ, пожиравших своим руководящим авторитетом всё, что до этого было создано человечеством.

Василий Геннадьевич Гермак прочно занял руководящее кресло, убегающее от него раньше, как чёрт от ладана. Сейчас никто ему не мешал, никто не ограничивал, не нажимал. Сверху действовало только одно главное указание: платить вовремя налоги. Всё остальное: заработная плата, методы руководства, полёты и многое другое находилось в руках руководителя со снятыми рамками ограничений. Этим он и воспользовался, заручившись для себя единственным правилом: себе побольше, другим поменьше.

Василий Геннадьевич восседал в руководящем кресле, как царь на троне, а перед любым входящим человеком, особенно посторонним, делал вид, какой он ответственный и незаменимый руководитель, не обращая внимания на то, что на самом деле у предприятия финансовый крах и оно катится в бездну.

– Я и тут, я и там, – объяснял он очередному посетителю, не жалея на эти объяснения своего рабочего времени, – Разве я могу успеть везде один? Одному это не по силам. Мне надо и с руководством решать стратегические задачи, и отчётностью заниматься, и за снабженца работать, и перед налоговой отчитываться. Нет, наверно мне надо сходить в отпуск! На отпуск руководителю, я думаю, предприятие деньги найдёт, как считаешь? – спрашивал он посетителя, который возражать не смел, понимая, что в этом случае словесный поток не прекратится вообще, а ещё больше усилится.

Гермак отвечал попутно на звонки, не забывая объяснять каждому абоненту, какой он ответственный и незаменимый руководитель, а потом продолжал монолог с посетителем, не давая ему передышки, чтобы изложить свою просьбу или жалобу.

В этих длительных монологах проходил рабочий день. К концу дня уставал у руководителя, пожалуй, только язык.

Многие работники, которых на предприятии ничего не задерживало, потянулись в родные места в поисках лучшей доли. Чтобы этот процесс происходил быстрее, руководитель сказал:

– Я никого здесь не задерживаю. Всем, кто желает, я подпишу заявление на увольнение. А, чтобы этот процесс шёл быстрее, обещаю полный расчёт. Те, кто остаются работать, будут пока без зарплаты. В первую очередь, все имеющиеся средства пойдут на выплату окончательного расчёта тем, кто решил уволиться.

Люди, как утопающий за соломинку, поверили в эти слова и потянулись со своими заявлениями об уходе по собственному желанию, но много оставалось таких работников, кто увольняться не желал. Работники «прикипели» душой к предприятию, к своему месту жительства. Они терпеливо ждали свою заработную плату, надеясь, что после очередного увольняемого работника останутся деньги и они наконец-то получат, если не зарплату, то хотя бы аванс. А денег, как правило, никогда не оставалось! Всегда находились какие-то уважительные причины, чтобы финансы не попадали в руки работников.

А уважительные причины появлялись сами по себе, выскакивая из царившего в стране всеобщего хаоса, организованного новыми русскими и их иностранными консультантами: и те, и другие стремились развалить существующую экономику и создать свою, капиталистическую, где всё продаётся и покупается.

Гермак вызвал к себе одного из своих старших инженеров:

– Григорий Фёдорович, – сказал он инженеру Морсакову, возглавлявшему отдел технического контроля, – Списывай самолёт!

– Как это: списывай? У нас негодных самолётов нет!

– Но у нас их много! Мы сейчас столько держать не можем. Налоги платим за лошадиные силы, а их в каждом самолёте тысяча штук! За каждую «лошадь» с нас дерут три шкуры. Списывай! Готовь приказ на создание комиссии и будем от них избавляться.

– Списать никаких проблем нет, бумаги я оформить сумею.

– Вот и оформляй. Не мне же этим заниматься! Я и так тут один за всех!

Далее Василий Геннадьевич опять повёл речь о том, какой он незаменимый руководитель.

Морсаков замолчал, заведомо зная, что только этим можно остановить поток бесполезных и ненужных слов новоиспечённого Генерального директора.

– Мы будем рубить сук, на котором сидим, – не удержался и возразил Морсаков после некоторых раздумий.

– Ничего, люди увольняются и самолётов нам столько не надо. Будем экономить на уволенных работниках и основных средствах.

– История нам этого не простит!

– Плевать на историю! Нам разрешено всё! Нас душат налогами, а мы им сократим за это лошадиные силы; нам не дают возможность получать заработную плату, а мы будем увольняться; нас гнут к земле, а мы будем выпрямляться. Да не мне тебя учить! Ты сам всё лучше меня знаешь, списывай, с бумагами лучше тебя никто не справится! И потом: ты умеешь работать на компьютере, а у нас таких пока только двое.

– Полученное указание я выполню, хотя в корне не согласен с такой постановкой вопроса. Директора и вышестоящие руководители приходят и уходят, а мы-то остаёмся, нам тут жить и работать!

– Иди и работай, займись бумагами, а стратегические вопросы буду решать я, Генеральный директор.

Морсаков ушёл, подумав:

«Моё дело выполнять, что прикажут. Я согласен, что брать налоги за лошадиные силы с самолётов, которые не летают и ничего не зарабатывают – это по меньшей мере вредительство. Этак любого можно сделать нищим! Куда страна катится? Неужели в верхах не понимают, что творят? Скорее всего, не хотят понимать. Запущен какой-то механизм, который работает независимо от воли и желания, перемалывая всё на своём пути».

Встретившийся ему на пути Чехин спросил:

– Ты собираешься списывать самолёты?

«Быстро же распространяются слухи», – подумал Морсаков, – «Я только вышел из кабинета!»