Марина Степнова - #ЖИЗНИГРА

– Смотри, Поль, это же Шмакин, мы с ним в детстве вместе в пионерлагере трубили.

Шмакину придется оттрубить пятнадцать лет строгача.

Минут через десять после завтрака у большой клумбы, усеянной вонючими ноготками, собрались пятеро: Машка с Зюкиной и Шмакин с еще двумя мальчишками из отряда – толстым верзилой Бубиным и очкариком Лейбовичем. С Лейбовичем никто в отряде, кроме Шмакина, не дружил, потому что Лейбович был вундеркиндом и в восемь лет уже имел второй разряд по шахматам.

– В общем, ребза, есть маза, – медленно протянул Шмакин, – давайте играть!

– Во что? – спросили хором Машка с Зюкиной.

– В мушкетанцев! – с пафосом ответил Шмакин, выдвинув вперед правую ногу.

– Мушкетеров, – тихо поправил Лейбович.

– Кого- кого? – Зюкина почесала веснушчатый лоб.

– Зюкина, ты будешь Миледией! – быстро сориентировался Шмакин, Лейбович молча закатил глаза.

– А что это, вообще? – спросила Машка.

– Это книжка такая, французского писателя. – Лейбович поправил круглые очки в черной оправе.

– Мы не читали! – гордо выпалила Зюкина. – Да, Маш?

Машка не читала, но ей было стыдно перед умным Лейбовичем, и она промолчала.

– В общем, правила простые, – продолжил Шмакин. – Ты, Машка, будешь Констанцией, моей возлюбленной, я буду Д’Артаньяном, Лейбович – Кардиналом, Бубин – Партосом, а больше мы никого звать в игру не хотим.

– А я? – надула щеки Зюкина.

– А, да, Зюка, повторяю для тупых, ты будешь Миледией и отравишь Машку – Констанцию компотом. Мы с Лейбовичем все продумали, на обеде сегодня вроде вишневый будет. Вторник же? – И Шмакин вопросительно посмотрел на ребят.

– А если я не хочу? – спросила недовольно Машка.

– Ну, давай ты будешь Миледи и отравишь Зюкину, которая будет Констанцией Бонасье? – примирительно начал Лейбович.

– Ну уж нет! – Зюкина пошла на таран. – Первое слово, Лейба, дороже второго! Я – Миледия, Машка – Монпансье!

– Бонасье! – Лейбович почти шептал себе под нос.

– Вот-вот! – Зюкина победно оглядела поле битвы.

– Ладно, ребза, – сказал Шмакин, – в течение часа мы с Констанцией и Партосом прячемся от вас. За территорию лагеря не заходить! А вы нас ищете. Тихий час мимо. – Лейбович заметно поморщился, но промолчал.

– Это чего, обычные прятки, что ли? – Миледи – Зюкина не унималась. Машка лягнула ее под зад коленом.

– Обычные, Зюка. Не нравится – вали. – Шмакин показал Зюкиной розовый бледный язык. Зюкина надулась и отвернулась.

– Ладно, народ, разбегаемся! – скомандовал Шмакин и первый дернул в сторону спортивных площадок. Машка с Бубиным побежали в сторону клуба, а Зюкина с Лейбовичем остались стоять у клумбы. Они были назначены злодеями, и им никуда не надо было спешить.

Лейбович станет третьим Машкиным мужем. Он встретит ее на какой-то региональной айтишной конференции, куда приедет рассказывать о big data. Не узнает в тощей, коротко стриженной девице Машку. Хромой, лысый еврей, уведет ее за один месяц от мужа, увезет с детьми в США, купит для всех большую квартиру с видом на море, а себе оставит в ней маленький кабинет с тремя компьютерными экранами. И будет кудахтать над Машкой и всеми ее цыплятами, как над своими. Бесхарактерный очкарик, шахматист. Своих детей у них так и не будет. Ничего не выйдет. И эта пустота и несбыточность надолго встанет между ними. А потом вдруг, почти на развалинах брака, они усыновят ребенка из Лаоса. Отдадут его в еврейскую школу, научат зажигать Хануку и есть яблоки с медом. И заживут как будто заново. Ну а что, мало ли, Пушкин вон, великий русский и наше все, был же эфиопом, почему не может быть еврей из Лаоса?

Машка бежала по асфальтовой аллее мимо гипсовых пионеров с горнами и барабанами, а за ней пыхтел толстый Бубин. У клуба она сбавила ход и начала искать надежное укрытие.

– Маш, кусты! – Бубин указал на заросли сирени под окнами желтого облупившегося здания. Ребята нырнули под ветки и затихли.

– Анна Арнольдовна, вы слышали о проверке? – вдруг донеслось из открытого окна.

– О какой, Сан Сергеич? О чем вы?

– Аня, в соседнем лагере, в «Метеоре», проверка по недостачам продуктовым. Мы на очереди!

– Спокойно, Саша, я Дубровский! Чего ты всполошился?

– Ань, я сесть не хочу! Прикинь? Тебе это игры, что ли? Ты когда мясо на сторону сбываешь, тебе потом решетка и баланда не снятся?

– Сань, ты тон-то сбавь! Чего ты истерику мне тут устраиваешь? Я на должности своей, слава богу, уже пятнадцать лет, и ни одного выговора или взыскания.

– Ань, ну это же все до поры до времени. Ты не слышала, что там Черненко начал новую борьбу с этой, как ее, теневой экономикой?

– Санька, ну ты брось! Я тертый калач. Я при Брежневе торговала, при Андропове торговала и при Черненко торговать буду! И ни одна сволочь меня не раскулачит просто так. У меня же все в районе схвачено. Ну ты чего! Отдыхай, играй на своем баяне детям «То березка, то рябина», или что там у вас, держи ухо востро и не волнуйся. Лидке и детям привет передавай, кстати, давно она мне не звонила.

Бубин неожиданно подпрыгнул и громко чихнул. Голоса затихли. Машка что есть силы припустила в сторону перелеска, за которым начинались озера и воинская часть. Она ничего не поняла из услышанного, кроме того, что слышать ей это было нельзя. Бубин отстал. Машка сбавила ход и медленно побрела по песчаным кочкам, усеянным голыми стебельками земляники, осторожно вглядываясь в просветы между ровными сизо-коричневыми стволами. Никого не было видно.

Бубин – Партос закончит школу и не поступит в институт, уйдет служить на флот. После окончания службы останется где-то во Владике, начнет фарцевать, гонять подержанные праворульные тачки. Женится, родит сына. Потом его малый бизнес обанкротится, он пойдет в рэкетиры. В порт. Брать калым с каждого частного груза. Плата не всегда будет деньгами. Так он подцепит ВИЧ. Узнает о диагнозе жена через несколько лет, когда будет беременна вторым ребенком. Она разведется с Бубиным, заберет детей. Бубин проживет еще лет семь, женится второй раз. А потом они с женой случайно сгорят ночью в старом деревянном доме. Но Машка и остальные об этом никогда не узнают.

У озера Машка заметила старший отряд. Она тихонько опустилась на коленки в прибрежных зарослях за пляжем и начала разглядывать веточки и травинки. Игра в мушкетеров была скучной.

– Что ты хотела мне сказать? – голос высокого белобрысого вожатого звучал жестко.

– Миша, в чем дело? Ты со мной в игру какую-то играешь? – Пухленькая библиотекарша Людмила Александровна опустилась на песок рядом с плечистым пловцом, вожатым старшего отряда.

– Ты сама вызвала меня на разговор. Я слушаю.

– Миша, я хотела спросить, почему ты больше не заходишь ко мне и не остаешься? – Тут голос библиотекарши качнулся, треснул и задрожал.