Игорь Масленников - Пришла пора

– Кончай, Ваня! – смутился Сергей. – Нормальное жильё…

Кадр из «Семейной кинохроники» 1990 г. – «Перестройка»

Лариса превратила расселённую ею коммуналку в белый мир – стены, мебель, занавески. Всё белое… Новая планировка – без дверей.

– Ты теперь на «Мерседесе»?

– Мы тоже не валенки… – гордо ответила Лариса. – Как муж-америкос?

– Я с ним не живу… А человек он замечательный. Любит детей.

– Я помню твой лозунг: семья как Родина?

– Наверное, семья там, где родина… – подумав, ответила Ольга.

– …Не видела я твоего, – помолчав, сказала Лариса. – Не возникал… Как в воду канул…

– Исторический экскурс! – объявил Иван. – Здесь есть и коммуналки, есть и апартаменты. Раньше в них жили баре, дворяне, потом партийная элита, «сливки», секретари, военачальники, а теперь вот… «Квартирный вопрос»!.. Сама же бизнес-леди, то есть Лариска, как вы правильно заметили, берите выше, обитает в Москве, крутая хозяйка гаража какого-то топового министерства…

– Только что-то редко свекруха нас вспоминает… – вставила Раиса.

– Кончай, Рая! – перебил её Сергей.

– Про ГЛОНАСС слышали? – сменил тему Иван.

– Джи-пи-эс? – поправляет Антон.

– ГЛОНАСС – это «Замком по морде», – снова вмешалась ехидная жена Сергея.

– Ну, кончай, Раиса!

– Замком по морде? – поражена Катя.

– Не понял, – нахмурился Антон.

– ЗАМеститель КОМандира ПО МОРским ДЕлам! – довольная старинной шуткой, засмеялась Раиса. – Это же про моего Сергея!.. Его должность… Вот и ГЛОНАССом он тоже занимается.

– Серёга у нас, как хозяин ГЛОНАСС, помогает найти магистрали-пути. Проведёт без запинки и по стёжке-тропинке… – стихами заканчивает этот необычный для заезжих гостей разговор поэт-водопроводчик Иван Петров.

…Антон и Катя снова на набережной Фонтанки, вышли из дома, в котором только что приобрели много новых знакомых. С некоторыми из них обнаружились невидимые нити связей с какой-то прошлой жизнью их родителей, друзей, соседей. Необычное, странное чувство…

– Что такое «золотарь»?

– Что-то связанное с золотом, вероятно… Goldsmith – то есть «ювелир»… Наверное, из ювелирных династий.

– «Птенцы гнезда Петрова»!.. По-моему, это Пушкин… Или Лермонтов? – гадала Катя. – Иван – славный парень… Ты согласен?

– Болтлив… И развязен.

Но Катя не согласилась с братом.

– Просто вежлив… Антон, я сойду с ума… Идём в полицию.

– Сначала, – упорствовал Антон, – посоветуемся в администрации симпозиума… Зачем сразу в полицию? Мы всё-таки не дома. Пару раз весной она здесь ночевала… – задумался Антон.

– А потом – в гостинице?

– В какой? – размышлял брат. – Сколько здесь гостиниц?.. Или можно обойти или обзвонить?..

– Логика типичного американского сухаря, янки. – Катя была возмущена. – Петербург огромный город. По-моему, больше Парижа… «Обойти, обзвонить…» Ты ведь жил здесь!.. Даже родился! – Катя вновь набрала номер на айфоне.

Белый телефон на кухне упрямо колотился…

Рядом с кухней в прихожей – несколько пар женской обуви, зимней в том числе. На проволочной вешалке – спортивная потрёпанная куртка, шубка из чёрной каракульчи…

…Антон и Катя вышли на широкую квадратную площадь (бывшую «Perukka-Saari», бывшую площадь Михайловского двора, бывшую площадь Фердинанда Лассаля).

Ныне это Площадь Искусств, расположившаяся между Инженерной и Итальянской улицами. Брат и сестра, остановившись возле памятника Пушкину, смотрели на Русский музей.

– Париж, не Париж… – задумчиво сказал Антон. – Но что-то общее есть.

– Есть! – согласилась Катя. – Антон, где мама? Идём в полицию.

– Когда мы с мамой уезжали в Штаты, здесь была милиция, нормальная милиция… Когда она успела превратиться в полицию?.. И зачем?.. И так быстро…

– А жандармерия здесь есть? – зная французский порядок, спросила Катя.

– Сомневаюсь…Такой полиции, как у нас в Штатах, наверняка, тут нет… Поэтому – местная полиция в крайнем случае. Сначала – симпозиум. Там толковые, интеллигентные люди. Но туда ещё рано…

Катя была огорчена.

Тем временем сухарь и педант ударился в воспоминания:

– Вот здесь, в МАЛЕГОТе…

– Где?

– Так называли этот театр – МАЛЕГОТ – Малый государственный оперный театр. Сокращённо… По-старому – в Михайловском театре, – как рассказывала мне мама, – всю жизнь танцевала моя бабушка Софья Николаевна Кречевская… В девичестве – Соня Обухова… У нас в Вермонте есть несколько фото… И в русском Интернете я её нашёл…

– Ты всё знаешь про театр? Откуда?

– Я тут, на этой площади, всё знаю наизусть. Меня на ней выгуливал мой дед Генрих Янович Кречевский. Вот там за углом, на Инженерной – цирк. Вот здесь на углу – оперетта. Рядом Филармония – бывшее Дворянское собрание. Здесь и работал сам дед.

– Кем?

– Он был музыкант…

– Какой?

– Из «духовенства»…

– Ещё и священник? – изумилась Катя.

– Гобой, фагот… – засмеялся Антон. – Медь, то есть трубы. Все, кто дует… Это и есть «духовенство»… Давным-давно дед играл в Персимфансе…

– Опера? – снова удивилась Катя.

– При коммунизме большевики, – начал делиться своими знаниями старший брат. – Они всё хотели сокращать – МАЛЕГОТ, Совнарком, колхоз, совхоз, Наркомпрос… ВКПБ… Аббревиатуры – понимаешь?

– Абривиэйтер, понимаю…

– Персимфанс – это оркестр без дирижёра, «ПЕРвый СИМФонический АНСамбль»… Как теперь здешний ГЛОНАСС…

– Это же везде так, – сказала Катя. – ООН, НАТО, Евросоюз… Брекзит…

…По узкому мостику они не спеша пересекли Екатерининский канал (бывший канал Грибоедова, бывшую речку Кривушу) и свернули в тихий переулок…

– А почему ты не стал музыкантом?

– Был бездарен по этой части… – усмехнувшись, объяснил Антон. – Наверное, мог бы быть только барабанщиком.

На самом деле этот мальчик показывал удивительные результаты и в музыке, и в математике. Известно ведь, что музыка – это мир цифр и чётких формул. Но его американский отчим – математик Бьёрн Хаслунд направил стопы своего талантливого пасынка в Гарвард – в мир цифр и расчётов. Засох парень…

Антон продолжал вспоминать:

– Вот здесь, я хорошо помню, в переулке была их уютная квартира. Как он теперь называется?

Антон стал разглядывать номер на доме.

– Шведский, два… Меня часто отправляли сюда ночевать. И мама приходила сюда за алиментами… Или элементами…