Николай Углов - Беспокойные покойники

Быстро побежал по следу. Но он всё дальше и дальше уводил меня от деревни. Это я понял, когда начался Красный лес. Так мужики называли сосновый бор, который был в восьми – десяти километрах от нашего села. Я, было, решил прекратить преследование, но вдруг вдалеке мелькнула лиса. Это ещё более раззадорило меня, и я кинулся преследовать её с новой силой. Вскоре догнал её. Лиса остановилась и приготовилась защищаться. Она вся дрожала, рычала и скалилась. На передней лапке был капкан, который превратился в большой ледяной ком. Он-то и мешал быстро бежать лисе! Несколько ударов острыми лыжными палками были просто позорными. Лиса всякий раз откуда-то находила силы, и быстро увёртывалась. Более того – я потерял равновесие и упал в снег, отколов часть ледяного кома от ноги лисицы. Пока выкарабкивался из сугроба, проклиная увёртливую лису, она уже была вдалеке. Ей стало легче, и она понеслась с удвоенной силой. Но и меня это разозлило невероятно! Я бормотал про себя:

– «Ну, сволочная лиса! Не на того напала! Всё равно догоню тебя!»

Погоня продолжалась ещё с километр, и лиса сдалась, остановившись. На этот раз я всё рассчитал, и промашки не было! Вскоре к беляку присоединилась лесная красавица. Она и впрямь была великолепная! Пушистый хвост волочился за спиной по снегу, когда я двинулся назад по своему следу. Только теперь я начал успокаиваться и оглядываться по сторонам. Местность была незнакомой – я никогда не заходил так далеко от деревни. Идти теперь стало значительно тяжелей, но сердце переполняла радость – вот обрадуется мать! Тревожило только одно – быстро смеркается в тайге зимой! Если станет совсем темно – я не увижу следа лыжни и заблужусь. Если будет луна – тогда и ночью можно идти по следу. А если нет?

Наконец, уже в полной темноте, подошёл к знакомым калиновым кустам. Решил:

– «По следу не пойду! Да его и не видно уже! Дегтярный ручей, насколько наслышан, выходит почти к Жирновке, а там укатанная дорога. Пусть это будет дальше, но надёжнее».

И вдруг невдалеке мелькнул огонёк, затем другой, третий. Я похолодел:

– «Волки! Всё-таки они есть, и это всё наяву! Что делать? Ведь съедят, как пить дать! Надо лезть на дерево, пока не поздно!»

Я побежал изо всех сил вдоль ручья, ища глазами подходящее дерево. Огоньки за мной! Теперь они были и на другой стороне ручья. Окружают!

Как назло – не было подходящего толстого дерева. Одни кусты и тонкие берёзки и осинки! И вдруг я уткнулся в огромный берёзовый выворотень, упавший с края оврага. Сердце бешено колотилось, я весь дрожал, как недавно моя лиса. Серые тени волков были почти у верхушки поваленного дерева, и я не рискнул обойти его – спустился вниз, пытаясь пройти мимо выворотня, и побежать вдоль ручья. Мельком бросил взгляд на корни выворотня – там зияла непокрытая снегом большая чёрная дыра. Вдруг мелькнула догадка, когда увидел эту большую тёмную нору под выворотнем:

– «Это спасение! Мне не убежать от волков! Ещё очень далеко! Заберусь в нору и буду отбиваться палками, если сунутся. Да и охотничий нож есть! Не сдаваться! О-о-о! Здорово! Рядом лежат две сухие, довольно приличные берёзки. Их, видно, тоже повалила гигантская берёза, когда рухнула. Сейчас разведу костёр. Скорей, скорей!»

Волки, уже не таясь, скулили, визжали, выли и суетились недалеко. Я все время размахивал красным маминым шарфом, который, чуть не силком, накинула мне на шею мама, когда я торопился в лес. Знал, что волки боятся красного цвета. Всё время оглядываясь, я подтянул сгнившие берёзки к своему логову, обрубал по пути ножом сухие корни выворотня. Получилась приличная куча веток, сучков и хвороста. Мимоходом исследовал и пещерку под корнем дерева. Она была сухой и просторной. Лихорадочно соображаю:

– «Вот в таких берлогах обычно селятся на зиму медведи. Странно, как они не заметили такое жилище! Мне повезло – а то бы попал к медведю!»

Появилась луна, и стало светлее. Волки стали наглеть, постепенно приближаясь к моему схрону. Теперь я их посчитал – семь штук!

Вдруг, как по команде, они кинулись в атаку на моё жилище. От страха я так заорал громко и дико матом, отчаянно размахивая шарфом и палками, что они отступили. Вся стая расположилась в пяти-шести метрах от меня, и все сразу почему-то замолчали. Торопясь, отодрал горку бересты, достал спички и начал поджигать костерок. Какая беда! Спички отсырели и не зажигались! В голове мелькнуло:

– «Проклятая лиса! Когда она увёртывалась, я упал в снег. Да упал так, что с головой влетел в сугроб. В пимы, за шиворот фуфайки, в карманы штанов попал снег! Вот спички и отсырели! Надо только успокоиться и потихоньку попытаться найти сухую спичку. И на коробке, наверное, остались сухие полоски».

Спички ломались одна за другой, а серная полоска на коробке скукоживалась, взъерошивалась и комкалась. Оставалось всего три спички! Я начал креститься и громко – вслух молиться Богу:

– «Боже! Спаси и помоги! Боже! Прости меня за мои грехи! Я буду верить тебе, и молиться всю жизнь – только спаси меня сейчас!»

И надо же! Предпоследняя спичка зажглась и береста взялась пламенем. Я громко закричал:

– Ура! Я спасён! Волки боятся огня! Пусть теперь сунутся!

Нервный шок прошёл, и я даже повеселел, громко кричал, разглядывая сквозь пламя костра волков:

– А вы красивые зверушки! Как обычные собачки! Что мне вас бояться? Я один раз в селе отбился от такой же стаи собак, когда они гуляли, и накинулись на меня!

Мороз крепчал, но костёр спасал меня от холода. Я вертелся, подставляя то один, то другой бок, только не рискуя повернуться к волкам спиной. Часы как будто остановились – так медленно шло время. Луна только подошла к зениту. А гора хвороста и сучьев медленно таяла. Я начал опять тревожиться:

– «Как бы продержаться до утра! Зачем я сдуру развёл сразу такой костёр? Испугался, конечно! Надо экономить!»

Встал во весь рост, и охотничьим ножом начал подрезать оставшиеся толстые корни выворотня. Волки зорко наблюдали за моими действиями. Через пару-тройку часов почти все корни я отрезал, отдолбил, отломал. Был весь в грязи, т.к. сухая земля с корня перемешивалась со снегом, и сыпалась мне за шиворот, на лицо и в пимы. Эти корни продлили агонию костра на несколько часов. Костёр теперь еле теплился. Я с ужасом понял, что до рассвета костёр мой потухнет, и волки растерзают меня.

Луна скатилась за бугор, и на моём поле битвы стало темнее. А волки и не думали ждать рассвет. Они опять осмелели, вскочили, начали прыгать и приближаться ко мне. И тут меня осенило:

– «Надо их задобрить! Подкормить! Ведь они чувствуют добычу, что я спрятал за спиной! Черт с ней! Лишь бы самому остаться живым!»

Встал, размахнулся – бросил куропаток, затем зайца. Что тут началось! Они все передрались! Раздался такой визг, лай, и рычание голодных зверей, что я сразу понял, что «эти парни не похожи на собак»!