Дмитрий Помоз - Косатки

– Что случилось? – отчеканила Елена, захватив дочь ежовым взглядом.

– Мы разыгрывали «Паровозик», и тут она.. это.. затряслась.. упала.. прямо свалилась – донесся испуганный голос Жирика из-за дверного проема.

– У нее опять приступ. Это эпилепсия. Она просила не говорить вам, – добавила Лиза надорванным голосом, – Помогите ей..

Сергей медленно опустился рядом с остальными.

– Она сильно ударилась? – спросил он, осматривая девочку.

– Не знаю. Она на ковер упала. Со стула. Помогите ей!.. – взмолилась девочка, продолжая гладить подругу по голове.

Даша все еще была без сознания. Присутствие Жирика больше никто не замечал.

– Помогите ей.. – повторила Лиза еще раз.

– Мы не можем ничего сделать, милая. Приступ должен скоро пройти сам! – сочувствуя дочери, сказала Елена.

– Мамочка.. Папочка.. Помогите ей поправиться!.. Пожалуйста!.. – огромные, влажные глаза Лизы выкатились на родителей, – Продайте мою путевку в Диснейленд, если надо..

В тот день приступ повторился еще два раза. Даша почти приходила в себя и снова поддавалась судорогам. Родители Лизы, первый раз в жизни наблюдая такие тяжелые и долгие проявления болезни, вызвали скорую. Врачи прибыли, когда конвульсии все-таки прошли сами, а обессиленную Дашу переложили отдыхать на кровать.

Жирик давно уехал. Лиза неотступно сидела рядом с лучшей подругой. Тетя Лена старательно оттирала ковер от капель разбавленной слюнями крови, а дядя Сережа в коридоре о чем-то долго беседовал с дежурным врачом.

Даша, теряясь в полудреме, несколько раз звала папу и бормотала про какой-то паровоз. Так семейство Лис вторглось в судьбу девочки.

Через несколько дней немного придя в себя, Даша без очереди писала маме письмо:

«Мамочка, здравствуй, это я! Мамочка, за что это со мной? Скажи. Взрослые ведь знают ответы на все вопросы. Мне очень хочется знать. Может быть, тогда станет легче..

Мне очень стыдно за то, что я испортила Лизе и ее родителям День Рождения. Наверное, они меня больше никогда не позовут в гости. Мне больше не к кому ходить в гости.

Лиза сейчас в Диснейленде с мамой и папой. У всех каникулы! Почему эпилепсия не отдыхает? Почему от этих таблеток я чувствую себя хуже, чем перед приступом? Я тоже хочу каникулы. И в Диснейленд всей семьей. И с папой.

В субботу перед приступом, я слышала его голос, а потом на меня поехал огромный паровоз. Гудел и слепил мне прямо в глаза. Я попыталась от него увернуться и упала. А потом не помню. Как обычно. Я устала. Я устала падать, не помнить и бояться. Устала бояться, и все равно боюсь. Я хочу, как все, – бояться только на горках в Диснейленде, а не везде и всегда. Лиза загадала желание, чтобы я поправилась, но, кажется, неправильно.

Я. Я не верю, что оно сбудется. Оно уже столько раз не сбывалось.

И в школу я тоже больше хочу. Я ее люблю, но идти больше не хочу. Ты писала, что болезнь отнимает у меня детство. Теперь я понимаю, что ты имела в виду.

Ладно, мамочка, у меня почти не осталось времени. Ты скоро вернешься из аптеки, а у меня еще ничего: ни строчечки, ни словечка про касаток.

Сейчас…

Все пишут «касатка» и называют ее «кит-убийца», а на самом деле она «косатка» и дельфин!

Вы – взрослые, вообще хоть что-нибудь точно знаете? Я не виню, мамочка, тебя ни в чем. Честно-честно! Но, может, это у меня из-за глупых взрослых нет детства, а не из-за болезни!?

В ту же ночь, уложив дочь и убедившись, что она уснула, Надежда устроилась на кухне. И плакала над ее письмом. Огромные слезы катились по изрезанным переживаниями щекам страдающей о дочери матери. Она ругала себя, чувствуя бессилие, ругала весь мир за его глупость и несправедливость. Она чувствовала приближение шторма. Болезнь оскалилась по-новому: сразу трех приступов подряд и непонятных видений до этого никогда не случалось.

Надежде захотелось сразу же написать дочери, успокоить ее, вдохновить, дать ответы на все вопросы и заставить верить. Она несколько раз складывала и расправляла смятый тетрадный лист, но ответов не было.

Сумерки растеклись чернее и гуще гуталина. В какой-то промежуток мыслей сердце отключило рассудок на несколько коротких мгновений, в которые ее пальцы поддались воле ночи, и сами по себе стали выписывать закорючки строчек:

Завершив писать, Надежда пришла в себя и ужаснулась своей секстине. Она немедленно скомкала оскверненный слабостью лист, и выкинула его в мусорное ведро. И после, до самого утра сидела в ступоре.

Пока Андрей, задыхаясь от скорости и эмоционального возбуждения, бежал через затопленные многодневным дождем лесные заросли, он заметил две вещи: хлеще всего по лицу бьют ветки березы, а когда устаешь бежать, то начинаешь думать о всяких мелочах гораздо более ярко, чем о реально серьезных вещах. Например: как может измениться жизнь, если его сейчас догонят. В экстремальных ситуациях не только тело ищет спасения от опасностей, но и мозг пытается убежать от тревог.

Погоня продолжалась не дольше десяти минут, но Андрею она казалась вечностью. Взрыв эмоций взломал ход времени, и мгновения жизни молодого человека с острыми, как у дворового кота чертами лица шли не секунда за секундой, а дерево за деревом.

Криков погони и выстрелов то ли в воздух, то ли в него больше не слышно, но это совершенно не повод останавливаться или сбавлять ход. Поэтому, сжав свои по-юношески маленькие и неотесанные кулаки, преследуемый несся во весь опор утопающих в земле ног, попутно считая лицом ветки низко пригнувшихся деревьев, которые тоже боялись угодить под выстрел.

Кто преследует Андрея? Он и сам не знает. Да ему, в принципе, это безразлично. Также безразличны были и трое его преследователей в балаклавах и черных с ног до головы костюмах, куда более приспособленных для ненавязчивой лесной погони, чем полустрогие одеяния Андрея. Погоня, однако, скоро стала им неинтересна, и по команде самого невысокого из неизвестных прекращена. Воздух гулко сотрясся от череды выстрелов, совершенных с целью передачи Андрею энергии на покорение самых глухих и далеких от трассы просек.

Спустя время, если хоть кто-нибудь осмелился спросить у Андрея, желал бы он изменить свое решение бежать, на любое другое, он бы без промедления согласился. Но жизнь такова, что не человек управляет случаем, а случай управляет человеком. Человек, лишь слепо руководствуясь инстинктом и эмоциями, выбирает один из множества путей рикошета от случая.