Татьяна Летова - Жизнь понарошку

Какие там географии, математики и литературы. Да тьфу на них. Маме нужно было определить меня, наставить на путь истинный и единственный. По большей части она основывалась на своих мечтах, не дававших ей покоя с детства. Ее собственная нереализация колола словно тонкими спицами в бока, и мама, четко помня свои нереализованные мечты, решила с моей помощью осчастливить себя.

В молодости мама мечтала быть воспитателем. Она выросла в деревне, где каждодневно наблюдала, как местные женщины шли на работу в коровник или в курятник. Честь и хвала любому труду. Но ей было искренне жаль этих прекрасных добрых женщин. Некоторые из них были подругами моей бабушки, которая тогда работала телятницей.

Моя мама не понаслышке знала о том, как тяжело работать в деревне. Она видела натруженные руки своей мамы и ощущала мозоли на ее руках. Да к тому же одевались на работу эти женщины, деревенские жительницы, очень и очень просто. Ну, не ходить же в коровник на каблуках, и за курочками неудобно в красивом костюме бегать. А мама мечтала о красивых нарядах для себя и своих детей.

То ли дело воспитатели, учителя и врачи. Всегда чистенькие, аккуратно одетые и с витиеватыми кренделями из волос на голове. Маме, тогдашней девочке, казалось, что выбор очевиден. Вот они, профессии мечты! Поэтому, как только она повзрослела сама, сразу уехала жить в город. Там получила образование и осталась работать в городе. Однако профессия у нее была совершенно другая. Мама работала бухгалтером. Все это делалось ради детей, которые обязательно родятся, и ради их светлого, обеспеченного будущего.

Так что задолго до моего взросления она определилась с выбором, и теперь ее главной задачей было уговорить меня приобрести профессию маминой мечты.

Обстоятельно обдумав все тончайшие и мельчайшие подробности, мама сопоставила мои способности с возможностями.

Врачом в белом, накрахмаленном до хруста халате она меня не видела. Мама хорошо знала, что химию и прочие точные науки я в школе весьма плохо изучала. Можно сказать, я проходила мимо них, брезгливо отвесив нижнюю часть лица, высунув язык и закатив глаза вверх. Как она угадала? Именно с таким выражением лица я ходила на уроки по химии, биологии и физике.

Образно говоря, я махала этим дисциплинам рукой, намекая на то, что нам не по пути. А в профессии врача химия, анатомия и что там точное еще, по мнению мамы, – главные науки. Мне их не осилить. Да и тяги к врачебной деятельности у меня мама не наблюдала. Я панически боялась крови. Кровь пугала меня и лишала чувств. Я видела в мультфильме про Маугли, как удав гипнотизирует кроликов. Капля крови оказывала на меня такой же эффект. Я совсем не играла в «Больничку», как многие девочки. Мне больше нравилось усаживать кукол и медведей на диване и монотонно читать им лекции о морали. С деловым видом я ходила перед диваном и упрекала кукол, смотрящих в одну точку, во всех проделках. Естественно, проделки были мои личные…

Лишь один раз, посмотрев передачу о ветеринарах, я задумалась, каково это – лечить животных. На диване в неудобной позе, упав мордочкой вниз, лежал плюшевый коричневый мишка. Вид у него, как мне показалось, был совершенно больной, и животное требовало лечения. Я бодро всадила в плюшевый зад медвежонка пару полных шприцев воды, и на этом мой врачебный опыт был окончен. Шприцы были у нас в аптечке, мама делала иногда уколы бабушке.

Я испытала жуткое отвращение и одновременно непередаваемую жалость к медведю. Но попробовать себя в роли врача надо было на тот момент. И опыт этот мне не понравился. Медвежонка потом долго сушили на батарее. Раньше игрушки были из экологически чистых материалов, которые весили довольно-таки много. И намокшей попой медведя можно было сильно ранить кого-нибудь. Поэтому перед профессией врача моя мама сделала глубокий пардон муа и отпустила мечту в небо, как воздушный шарик.

Учителем стать? Сидя на работе и нервно постукивая подушечками пальцев по столу, мама долго и сосредоточенно размышляла об этом. У меня в детстве была игра: вырезанная из картона куколка-шаблон в купальнике, а к ней прилагалось несколько бумажных плоскостных нарядов.

Надо было надевать эти наряды на куклу, прикладывая их и решая, какой наряд ей больше идет к тому или иному случаю. Вот и теперь для мамы я была кем-то вроде этой куколки в купальнике. Наряд врача уже отложили в сторону. Теперь наступила очередь наряда учителя. Повторюсь, что мой несладкий характер мама изучила, как свои пять пальцев на руке. Да что говорить, она могла писать по мне пособие с детальным описанием характерных особенностей. И вот мама живо представила меня в образе учителя. Она мне об этом позже рассказала, и я согласилась с каждым ее словом.

– Дина, я как представила, какой из тебя учитель, ужаснулась сама собственным мыслям. Полный класс детей. Девчонки красятся, мальчишки дерутся. В классе шум и гам, летают записки и карандаши. Ты стоишь у доски и, нервно подергивая правым глазом, объясняешь новую тему урока. Тебя никто не слышит. Да ты и сама себя не слышишь, потому что в классе стоит дикий шум. И выйти тебе нельзя. Тебя закрыли на ключ с наружной стороны, чтоб не сбежала от детей. В итоге, после такого урока, доска, которую ты проткнула указкой, раздавленные классным верзилой твои любимые очки и порванный в клочки классный журнал, в котором ты пыталась поставить двойки. Боже сохрани моему ребенку такую участь! Нет, в школу не пойдем работать.

– Мам, ну ты и нафантазировала! У нас в школе совершенно не так. Все гораздо спокойнее. В принципе, работать в школе я хотела бы. Может, я и справлюсь как-нибудь.

– Дочь, «как-нибудь» нам не надо. Нам надо гореть и сиять на работе.

Сидя у окна с огромной кружкой в руках, она задумчиво смотрела в никуда. Из кружки шел пар. Только что налитый кипяток норовил превратиться в теплую водицу, подкрашенную чаинками. Мама никогда не пила чай или кофе из маленьких чашечек. Пить чай так пить! Наслаждаться процессом надо подольше. Кофе тоже наливался большими объемами и назывался тогда средним родом.

– Динка, будешь кофе, оно еще не остыло.

– Нет, спасибо. У меня от него колики.

– Колики-ролики, – задумчиво произносила мама, после чего с шумом втягивала чай. – Кстати, о «роликах». Ну, что, ты уже определилась? Нам ведь уже надо на подкурсы записывать тебя.

– Определилась, мам. Может, мне в балерины податься?

При этом вопросе мама сначала застыла на пару секунд, а потом прыснула от смеха. Некоторое количество чая растеклось по столу.

– Ты себя в зеркало видела, балерина? Дай тряпку, я вытру со стола.

– А что со мной не так? – спросила я, подавая тряпку красиво, посильнее втягивая живот и щеки. Пироженки и булочки давали о себе знать. Естественно, в балет я не собиралась идти. В детстве мне даже по телевизору было неприятно наблюдать за внешним видом мужчин-балерунов, а видеть это воочию не хотелось тем более. Я заливалась краской от стыда, совершенно не понимая, для чего у них такие обтягивающие сценические костюмы. Да к тому же в балет идут с юных-юных лет. И сейчас мое время безнадежно упущено. Прощайте, па-де-де и арабески. На меня не налезет ни одна пачка балерины. Но настроение маме надо же было подпортить. Хочет моего решения? На, держи.