Алина Ермолаева - 21 год без тебя

– Ты с ума сошел, – говорил ему Мишка, которого Женя, однако, смог заразить театром, – Ты вообще знаешь, какой в Москве конкурс? Там одни дети актеров учатся. Ничего у тебя не выйдет.

– А вот и выйдет! И ты поедешь со мной!

Сейчас он так себя проклинал за то, что втянул лучшего друга в эту аферу. Ведь если бы он не уговорил Мишку рвануть вместе с ним в Москву, тот учился бы сейчас спокойно в их местном вузе, и его не ломало бы так без наркотиков.

Когда они провалили экзамены во все театральные, вопрос встал ребром: что делать? Возвращаться в их город с позором не хотелось, но в армию загреметь тоже. Впрочем, армия не грозила Жене из-за близорукости в целых минус семь диоптрий. Виной всему была генетика – мама всю жизнь носила очки с толстыми стеклами. Женя очки не носил, он их стеснялся, да к тому же, они мешали ему бегать во дворе, а потому он предпочитал контактные линзы, которыми довольно рано научился пользоваться ловко и проворно. Теперь он благословил свою близорукость, ведь если бы не она, служил бы он сейчас, как миленький. Мишке повезло меньше, от военкомата он скрывался, хотя теперь и он ни для какой армии не годился – законченный наркоман, полностью попавший в зависимость от своей дури. Не смотря на то, что жизнь в Москве была тяжела, Женя ни разу не поддался на уговоры друга уколоться или забить косячок. Всякий раз перед его глазами возникало лицо мамы, и это здорово помогало удержаться от соблазна.

Они с Мишкой дали себе ровно год. Как-нибудь подготовиться получше, попробовать найти работу, а летом снова попытать счастья. В итоге, год затянулся на три, потому что экзамены они снова не сдали, а потом опять их ждал провал. Женя не понимал, почему, ведь весь год они так готовились, так старались. Постоянной работы не было. Женя брался за любую – от охранника супермаркета до официанта в ресторане. Ему было легче, он рослый, широкоплечий, выглядел старше своих лет. Мишку же, который на вид был совсем мальчишкой, не хотели брать никуда. Поэтому в то время, пока его друг слонялся бесцельно по городу, Женя вкалывал за двоих. Он не жаловался, ведь это именно по его вине друг оказался ненужным и невостребованным. Как-то незаметно Мишка подсел на наркотики, Женя понимал, он просто сорвался от безнадеги. После третьего провала они должны были вернуться домой. Но, во-первых, было очень стыдно признаться во вранье маме, он ведь все эти годы в красках ей описывал свою учебу в театральном, а во-вторых, Мишку в таком виде в их городе точно никто не должен был видеть. «Сначала я его вылечу от зависимости, а уж потом и вернемся», – рассуждал он.

А жизнь, тем временем, стремительно шла под откос. Денег едва хватало на квартиру и еду. В день, когда друг протянул ему злосчастный чек с адресом, Женя не стал даже сопротивляться, он знал, достать нужной суммы на лечение другу неоткуда. А тут хоть какой-то шанс подвернулся. Он подумал: «А вдруг и правда в квартире лежат деньги или драгоценности, которые уже совсем не нужны старушке, но могут спасти моего бедного друга от проклятой наркоты?»

«Запомни одну вещь, – говорила ему мама. Никто и никогда не смеет топтать ногами твою мечту. Никто не имеет права выставлять её на посмешище и плевать в неё, словно в мусорный бак». Ярость в сердце, которая, словно огненный цветок, начинала распускаться и жечь его изнутри, все сильнее рвалась наружу. Он думал о том, насколько несправедлива и безжалостна бывает с человеком жизнь, насколько лживы сказки, которые нам читают в детстве. И пока мечту его безжалостно трепал ветер, а вороньё с громким криком кружило над ней и очень больно клевало её и без того уже рваные края, ярость готовилась вырваться наружу. Все восставало в нем и противилось этой реальности, где не видел он никакой справедливости с тех самых пор, как переступил порог родительского дома. Но где-то там же, по соседству с гневом, прорастала робкая, тихая, но упрямая надежда. Надежда на то, что это ещё не конец.

Приблизившись к дому, Женя на всякий случай сверил адрес: улица генерала К, дом 21, кв 21. Адрес можно было и не записывать, но почему-то эта бумажка напоминала Жене о том, что все то, что сейчас с ним происходит – не сон, а самая что ни на есть жестокая реальность.

Вздохнув, Женя натянул капюшон своей черной толстовки на голову и стал набирать код домофона. Он тоже был очень легким: 2121К. Дверь открылась с режущим слух писком. Квартира находилась на втором этаже, и через минуту, он уже с замирающим сердцем входил в нее, открыв ключом, который, лежал именно там, где и должен был быть – под ковриком.

Войдя, он стал осматриваться. Никого, пусто. Женя сразу отметил, что квартира не отличается богатством и роскошью. Она очень походила на маленькую квартирку его бабушки, которая умерла четыре года назад. Та же мебель советских времен, тот же хрусталь в серванте. На миг его резанул острый стыд. Но отступать было поздно. Он снял капюшон и подошел к книжному шкафу, Женя знал, что пожилые люди часто хранят деньги не на счетах в банках, а по старинке, дома в старых толстых книгах. Он стал быстро перелистывать книги, одну за другой, и кидать их на диван. Взяв толстый том пьес Шекспира, он не смог удержаться от того, чтобы не прочесть оглавление. «Ромэо и Джулетта» фигурировала среди прочих. Он открыл наугад страничку и стал читать знакомые и такие любимые строки. Как вдруг заметил чье-то присутствие.

Он поднял глаза и увидел девушку, которая стояла совсем рядом и просто смотрела на него. От неожиданности он бросил книгу на пол, и она с грохотом упала ему прямо на ногу. Женя вскрикнул от боли и досады, а девушка вдруг улыбнулась.

Алиса не торопилась войти в дом. Ей было страшно увидеть квартиру, в которой она так часто жила в детстве, опустевшей. Бабушка умерла две недели назад, но ей до сих пор не верилось. Для нее она все еще была живой, просто как всегда отъехала погостить. Ей казалось, что как только она увидит, что ее нет дома, она и вправду умрет для нее. Припарковав свой красный опель, который подарил ей отец на двадцатилетие, она медленно вышла из автомобиля. Алиса сделала глоток свежего октябрьского воздуха и зачарованно посмотрела на старые клены, окружившие золотом своей листвы такой родной ей домик. На площадке играли дети. Она вспомнила, как приходила играть сюда девочкой со своей двоюродной сестрой погодкой Юлей. Юлька была старше нее всего на полгода, но считала себя старшей и вечно командовала Алисой. Их часто привозили к бабушке родители на выходные, оставив до вечера воскресенья. Вспомнив их детские игры и бабушкины оладьи, Алиса чуть не заплакала от боли. Она почувствовала такую слабость в ногах, что решила присесть на скамейку возле детской горки. «Чуть посижу и пойду» – подумала она. Дети с веселым смехом скатывались с горки, а она чувствовала себя старой и очень уставшей. Ей было только двадцать, завтра должен был настать ее двадцать первый день рождения, но она говорила о себе: «Уже двадцать один», словно родилась с очень древней душой.