Людмила Максимова - Одному как согреться?

– Если честно, шестьдесят. – Стасик поскромничал по меньшей мере лет на двадцать. – И знаете, Лидочка, я предпочитаю женщин до тридцати, но вы неплохо выглядите. Я могу доставить вам наслаждение, какого вы не знали в своей жизни. Поверьте мне. Вы знаете, что такое куни?

– Не знаю. И знать не хочу. Простите. Мне пора.

– Ну и дура, – бросил он ей в след.

На свидание к второму претенденту Лида твёрдо решила не идти. Но пошла, остыв и подумав, во-первых, что это неудобно, ведь человек ждёт (тогда мобильные телефоны были ещё большой редкостью). Во-вторых – а вдруг!

На этот раз она появилась в назначенном месте, на углу Лиговского и Кузнечного переулка, с опозданием на десять минут. Долго растерянно крутила головой в поисках «солидного мужчины спортивного телосложения ростом метр семьдесят пять».

– Лида?

– Да, – оглянулась она на голос. Перед ней стоял едва достигавший ей до плеча субтильного вида мальчик с морщинистым лицом сильно пьющего старика. – Добрый вечер, я Альберт, – прогудел он, дохнув перегаром.

– Извините, я Люда, – неожиданно быстро нашлась Лида, солгав чуть ни в первый раз в жизни.

Вернулась домой совершенно обессиленная. Долго стояла в прихожей перед зеркалом, покачивая из стороны в сторону головой. Потом криво улыбнулась своему отражению, сбросила прямо на пол всё, что на ней было надето, и пошла в ванную. Больше часа стояла под горячим душем, словно пытаясь смыть что-то невидимое, но отвратительно липкое.

Под утро Лиде приснилась неизвестная женщина. На вид лет тридцати. Но Лида почему-то знала, что это Танька. Женщина смотрела строго и с укоризной. Лиде сделалось ужасно тоскливо. Она заплакала.

– Возьми меня к себе. Я совсем одна. Пожалуйста, возьми, – умоляла она.

О Мойше Львовиче Лида почему-то не вспомнила.

– Ещё семь, – загадочно улыбаясь, сказала женщина Танькиным голосом.

– Мы будем с тобой вместе?

– Надо, чтобы ты этого очень захотела.

Тяжело, с неохотой возвращалась в то утро Лида из царства Морфея. Что значит семь, думала она, сидя за кухонным столом и механически размешивая сахар в чашечке с чаем. Ещё семь лет? Или дней? Или месяцев? Какая разница? Дни похожи один на другой, как крупинки сахарного песка. И так же бесследно тают.

И тут зазвонил телефон. Она вздрогнула. Долго не подходила. Но телефон не умолкал. Пришлось ответить.

– Да.

– Лида? Привет. Это Степан. Ну так давай встретимся что ли?

– Простите, какой Степан?

– Ну вот, здрасьте вам. Ты мне записку оставила, что, мол, хочешь познакомиться. Уже забыла? Вспоминай. Ты где живёшь?

– Я? Далеко.

– От какого места далеко?

– Ну…

– Короче, дело к ночи. Куда ехать? Судя по номеру, это Выборгская сторона. А давай-ка через час у метро «Политехническая» пересечёмся. Там неподалёку ресторан «Водопад» имеется. Пообедаем.

Плохо отдавая себе отчёт почему, Лида согласилась. И мир странным образом изменился. Пространство разделилось пополам и трансформировалось в два круга разного цвета, синий и изумрудный, внутри которых чернели точки-зрачки. Дьявол, подумала Лида. Ещё через минуту она целовала тёплые губы, не в силах оторваться хотя бы для того, чтобы глотнуть вина. Они почти не говорили. Степан сказал, что он дантист. Какая разница, подумала Лида. Он пытался шутить. За напускной весёлостью томилась тоска. Причиной тоски было непроходящее похмелье, но она об этом не догадывалась.

– Лидок, а ты при ближайшем рассмотрении ещё ничего себе. Завтра утром я принесу тебе кофе в постель. Пойдём к тебе.

– Спасибо, но я не пью кофе.

Сексуальные отношения представились ей стихией разрушительной, противоположной той, что возносила её теперь до вершин абсолютного блаженства. Ни один мужчина не способен этого понять. А Дьявол – тем более.

– Не сегодня, – с трудом отрывая себя от его губ, добавила она.

– Ну так я тебе позвоню. Завтра.

– Позвони.

– Ты будешь ждать?

– Ждать буду.

Время возобновило своё движение. Но ожидание звонка сделало его тягучим. Это ожидание, возникшее вопреки предзнанию неосуществимости невозможного, выматывало её. Смутная, робкая мечта о счастье земной любви, возникшая в первый момент встречи, истекала в бездну отчаяния.

Лида ждала восемь дней и восемь ночей. На девятые сутки посыпалось. Последнее, седьмое стихотворение начиналось так:

Их ровно семь, не шесть, не восемь,

Рождённых в день поминовенья, —

Запечатлённые мгновенья

Того, что мы у Бога просим,

Но как-то вскользь и впопыхах,

Чему убийцей был мой страх,

И что теперь живёт в стихах…

И заканчивалось:

…Любви земной?

Того, что больше,

Того, что чётче и что дольше,

Чем Гималаев вечных тень,

Воспетого в девятый день.

Лида распечатала тексты на принтере и позвонила Степану:

– Мне необходимо тебя увидеть.

– Хорошо, еду, – от встреч с женщинами он редко отказывался. Объяснял это тем, что похмелье суть состояние, близкое к умиранию, и потому живой организм стремится реализовать инстинкт продолжения рода.

– Это тебе, прочти, пожалуйста, – сказала она, смущённо улыбаясь.

– Что это?

– Стихи.

– И всё? А к себе не пригласишь?

– …

– Ага, понятно. Хотя не очень. А стишки я дома прочту. Ну пока.

Стёпа поспешил к метро, на другом конце города его ждала другая женщина. Он надеялся, что не такая дура, как эта серая мышка. Лидин подарок сунул, разумеется, не читая, в ближайшую урну.

Через неделю в автобусе по дороге домой Лида перестала дышать.

– Такая молодая! – сокрушались пассажиры, пока врачи пытались её оживить:

– Давай, милая, давай, дыши.

– Нет! Ни за что! – кричала, воспаряясь над собственным телом Лида.

И мне ответил Бог:

– Я даровал тебе твой слог —

Твой посох, он верней плеча

Того, что ищешь, дни влача.

Любовь живёт в иных мирах!

Конечно, её никто не слышал. Да это и не важно. Счастливая, она устремилась на встречу с Любовью.

Мой свекор, дед Николай, царствие ему небесное, пил методично и регулярно, как он сам говорил, «через два на третий». На протяжении долгих лет это был непреложный закон его существования. Что бы ни происходило вокруг: бесконечные приезды и отъезды многочисленных родных, свадьбы и разводы, слабые и мощные, с драками и без, но регулярные скандалы его сыновей друг с другом и со своими жёнами, приезды слабоумной дочери с малолетними хулиганами, переезды, ремонты, болезни, пожары, мировые катаклизмы, да хоть конец света – «третий день» начинался, протекал и заканчивался всегда одинаково. Вне зависимости от наличия в доме гостей или друзей – впрочем, своих друзей у свекра не было, разве что иногда захаживал сосед-алкоголик, что никак не меняло дело – этот день дед Николай проживал один.