Эмма Буяльская - Ореховая роща

Таким образом, встречи с семьёй были не каждый день, молодые успевали с удовольствием и радостью заниматься своими делами, скучали друг по другу и еженедельные совместные дни с вечера пятницы до утра понедельника, когда Маруся с ребёнком приезжала к Алёше, были для всех праздником.

В конце сентября – начале октябри ждали нового прибавления семейства. Маруся сдала экзамены за второй курс института, Алёша ждал окончания семестра у своих курсантов, после чего он получал отпуск, и они планировали поехать на каникулы к родителям Алёши.

Но… человек предполагает, а Бог располагает. Хотя то, что началось в конце июня, вряд ли было расположением Бога. Рай был взорван в буквальном смысле этого слова. Началась война. Наступление германских пятимиллионных войск сразу на трёх фронтах против трёхмиллионной Красной армии в первые дни войны было неожиданным и стремительным. Немцы не смогли всё-таки реализовать свои планы за сорок дней взять Москву и за четыре месяца полностью разгромить РККА – рабоче-крестьянскую красную армию. Для них было тоже полной неожиданностью яростное сопротивление армии и всего народа. Но в Белоруссии, на Украине, в Ленинградском направлении наступление фашистов остановлено не было. Немецкие моторизированные части продвигались вперёд до 80 километров в день. Уверенность, что врагов вот-вот вышвырнут за границы, быстро испарилась. Уже были призваны в армию мужчины 1905–1918 годов рождения, создан Совет по эвакуации. По радио уже передавали: мы потеряли за день 850 самолётов, 900 танков, 15000 без вести пропавших и пленных.

Из Белоруссии, спасаясь от войны, приехали дедушка и бабушка со стороны отца, проездом из отпуска в Крыму вынужденно застряла у родителей старшая дочь Нина. Алёша и муж Нины уже воевали, Николай Терентьевич работал в комиссии по эвакуации и не появлялся дома. Приехали и родители Анны Васильевны из областного центра. Там война вплотную ощущалась – город стоял на пути к Москве, и его срочно, всеми силами готовили к обороне. Растерянные дедушки не могли ничего предложить и предпринять, женщины не могли прийти в себя, от беспощадной реальности, все старшие тревожились за маленького Сашу. В воскресенье появился на пару часов Николай Терентьевич, чтобы подготовить всю семью к известию об эвакуации в течение недели, и в это же время заскочил домой Алексей, командированный в городской военкомат. Новобранцы, которыми он должен командовать, уже сидели в вагонах. Только успев едва поздороваться с родственниками, он уже тут же прощался с ними. Маруся вышла проводить его. Он нёс на руках Александра, обнимал Марусю и страдал от того, что он вынужден просто бросить её, беременную, с маленьким ребёнком, на произвол ох какой недоброй судьбы, не может их защитить, спасти. Маруся чувствовала, что больше не увидит Алёшу, и прощалась с ним навсегда. Они отошли от дома довольно далеко, когда услышали гул бомбардировщиков. Это Алёша определил, что это бомбардировщики. Город ещё не бомбили, и Маруся ещё не знала, что это за гул. Бомбили эшелоны на станции. Алексей потянул Марусю к огромной бетонной афишной тумбе, за которой можно было спрятаться. Поближе ничего другого подходящего не было. Пока они до неё добежали, стало тихо. Самолёты отбомбились и улетели. Алексей отдал ребёнка Марии и помчался к дому, предчувствуя что-то страшное. Вместо дома дымилась огромная воронка. Он огляделся, безумно надеясь на чудо – вдруг они тоже все вышли, спрятались и остались живы. Потом понял, что все погибли. Вернулся к перепуганной Марусе.

– Тебе туда нельзя! – он крепко её держал и говорил страшные слова: – Там все погибли. От дома не осталось ничего.

Мария отказывалась понимать, что он ей говорил, потом вдруг, как бы проснувшись, прижала к себе Александра и стала бессвязно выкрикивать:

– Какое счастье! Какое счастье! Мы остались живы! Санька жив! Бог послал тебя, а то бы мы тоже погибли. Какое счастье, мой сынуля жив! Боже, что я говорю, ведь они все погибли, их нет! Спасибо, Алёша, сын остался жив!

– У неё, бедной, в голове помутилось. Что же делать? Она в одном сарафанчике, лёгкие босоножки, ни документов, ни денег, а я должен быть на станции, что случилось с новобранцами ещё неизвестно.

Он повёл её в военкомат: военком был хорошим знакомым её отца, Николая Терентьевича. Кратко, телеграфно доложил ему о гибели всех родственников, о состоянии Маруси. Архив военкомата, в котором находилось личное дело лейтенанта Архипова Алексея, был готов к эвакуации, всё было запечатано и погружено в грузовик, который вот-вот должен был отправлен в тыл. Военком вызвал писаря, приказал срочно подготовить справки о том, что Маруся является женой лейтенанта Архипова, о рождении сына Александра, третью справку, что дом, в котором она проживала, разбомблен; ещё справку, что она на шестом месяце беременности, и ещё справку, что она окончила первый курс иняза. Все справки подписали сам военком, лейтенант Архипов и писарь. Свою подпись Алексей оставил ещё на чистых листах: он обязан был быть на станции. Он надеялся, что ещё сможет вернуться, чтобы сделать для семьи что-то, но не вернулся.

Совсем незнакомая женщина принесла для Маруси и ребёнка кое-какую одежду и обувь. Перед прощанием Алексей дал ей солдатский вещмешок с несколькими комплектами офицерского сухого пайка, котелок, кружку и ложку. В ближайшем доме Мария переоделась. Хозяйка помогла ей снять серьги, кольцо, цепочку с кулоном – всё из одного гарнитура старинной работы, украшенного жемчужинами, окаймлёнными бриллиантиками. Это был бабушкин подарок на рождение первенца.

– Подаришь потом своей внучке или жене сына на рождение внука, – такими словами сопроводила она тогда свой подарок.

Все украшения были нанизаны на ленточку и крепко-накрепко привязаны к бретелькам лифчика. Хозяйка несколько раз сказала Марусе, которая находилась в шоковом состоянии и просто не видела этих мелочей:

– Береги эти безделушки, они тебе ещё пригодятся.

Справки туго-натуго свернули, поместили в лёгкую маленькую сумочку на длинном ремешке, который перекинули через шею и для безопасности и сохранности спрятали сумочку под одеждой. Денег собралось, кто сколько дал: Алёша, военком, другие офицеры, незнакомые люди. Марусю посадили в кабину грузовика, увозящего архив в безопасное место. Глядя на неё, с вещмешком на спине, с одним ребёнком за руку, вторым – в утробе, в чужой не по размеру одежде, с сухими отсутствующими глазами – ну просто воплощение женского горя, безвыходности, страха, незащищённости – военком сказал-попросил-приказал:

– Маруся, приди в себя! Ради сына, ради детей! У них больше никого нет, кроме тебя.

Она как будто очнулась и спросила: