Александр Усовский - Успеть повернуть на Лагиш

С севера все еще глухо и редко доносилась артиллерийская канонада, изредка перемежаемая раскатами грозы. Грузные темно-свинцовые тучи наплывали с моря на прибрежную часть полуострова, неся влажную удушающую тяжесть. Джунгли, обступавшие шоссе, накатывали на людские колонны густой и мертвенно-пряный запах разложения. Казалось, сама природа стремилась изгнать из цветущего некогда Каодая разгромленную и бегущую армию.

Вот уже второй день через город Пейракан под непрерывным моросящим серым дождем шли отступающие войска, густо разбавленные беженцами. Пронзительно и жалко скрипели колеса интендантских повозок, натужно ревели моторы расхлябанных грузовиков и артиллерийских тягачей с бесполезными уже пушками на буксирных крюках, иногда по кое-где сохранившейся брусчатке лязгали гусеницы немногих уцелевших танков бригады Лорендейла. Сражение было проиграно, и остатки армии маршала Креббса покидали северный Каодай.

Солдаты, измученные недельными бессмысленными маршами, угнетенные гибелью товарищей и последние два дня не получавшие довольствия, угрюмо и отрешенно тащились бесконечной серо-зеленой лентой по шоссе. Шли туземные стрелки и егеря, шли гренадеры и зуавы войск метрополии – все одинаково грязные и измученные, многие – без оружия и знаков различия. Чудовищное поражение начисто уничтожило разницу между когда-то столь разными частями.

Иногда среди толп пехоты и скопищ грузовиков проходили кавалерийские эскадроны корпуса Марджерета – когда-то блестящие в своих расшитых золотом мундирах, с яркими значками на опереточно длинных пиках. Теперь – такие же измученные, оборванные и грязные, как остальные солдаты. Усталые кони еле передвигали ноги, многих уланы и драгуны вели в поводу, чтобы дать отдохнуть измученным животным. От некоторых кавалерийских полков в строю оставалось от силы полторы сотни солдат во главе со смертельно уставшими и ни во что не верящими уже ротмистрами. Как кровавый кошмар, уцелевшие вспоминали первый день сражения, когда генерал Марджерет лично водил корпус в сабельные атаки, свято уповая на силу белого оружия – а враг косил кавалерию густым пулеметным огнем и давил обезумевших кирасир изрыгающими пламя танками.

Пехотные батальоны ползли без строя, толпами. Немногие офицеры, оставшиеся в строю (большинство их было убито снайперами врага в первый день катастрофы на Ируане) уже не пытались поддерживать порядок в своих изрядно поредевших ротах и отчаялись получить хоть какие-то внятные приказы командования, а просто шли вместе со своими солдатами вперед, в призрачной надежде достичь пристаней Армонвайса и погрузиться на транспорта. У всех отступающих войск главной и единственной целью этого нечеловеческого похода осталось – транспорта в гавани, склады продовольствия в порту и пакгаузы с оставленным в спешке имуществом в самом городе.

Никто из этих сорока пяти тысяч уцелевших солдат и офицеров не знал, что уже сутки, как Армонвайс занят морской пехотой врага, транспорты захвачены, а комендант крепости бежал на торпедном катере в затерянную в океане Мирру. Спасения не было, как не было и надежды. Армия была обречена, и многие офицеры в глубине души понимали это, но приказа на капитуляцию не было – и колонны войск шли на юг, из последних сил и на последнем дыхании.

Дождь, не прекращающийся вот уже двое суток ни днем, ни ночью, еще более усугублял положение отступающей армии. Горные речки вздулись, снося жалкие деревянные мосты, и саперы выбивались из сил, наводя временные переправы.

Более тысячи машин, главным образом штабных и санитарных (зачастую вместе с умирающими ранеными и немногочисленным медперсоналом), было брошено на берегах бесчисленных речушек, стекающих с гор. Жизнь раненых была принесена в жертву призрачной надежде оторваться от безжалостного врага.

Толпы беженцев (чиновники с чемоданами и плачущими детьми, сотни местных полицейских, безоружных и жалких в своих опереточных мундирах, рабочие с балхских заводов и все те, кому приход врага не сулил ничего хорошего) запрудили шоссе и мешали бежать армии, клянча продовольствие и умоляя посадить на грузовики детей и женщин. Но никто уже ни из солдат, ни из офицеров не имел физических сил для помощи беженцам, и многие из беглецов, обремененные семьями и имуществом, обреченно садились на обочинах, с усталым безразличием глядя на проходящие колонны.

Катастрофа была полной и всеобъемлющей.

К концу второго дня поток людей и техники, текший через Пейракан, начал ослабевать. Канонада на севере затихла. Город настороженно стал ждать, что произойдет в ближайшие часы, когда последние регулярные войска маршала Креббса уйдут из Пейракана. Обыватели спешно закапывали в огородах столовое серебро и фамильные ценности, брошенные раненые и измученные сверх всяких пределов беженцы, отставшие от своих, сбились в жалкий табор на Пласа Майор, покорясь судьбе. Все с ужасом и замиранием сердца ждали прихода врага, сломившего в ходе четырехдневного сражения семидесятитысячную армию Креббса, словно веточку бамбука.

Около полуночи прекратился дождь, в это же время город оставили последние отступающие войска – батальон кханских стрелков. Смуглые узкоглазые солдаты, такие же измученные, как и все остальные, тем не менее, держали строй и шли довольно быстро, поминутно озираясь на север. Масляно блестели стволы винтовок и пулеметов на их плечах, хищно раскачивались длинные антенны полевых радиостанций. Замыкал колонну броневик, на башне которого, угрюмо уставившись в никуда, сидел командир разбитой под Лахор-беем Первой бригады кханских стрелков – молодой, но уже поседевший бригадный генерал в изорванном мундире и заросших грязью сапогах, еще совсем недавно – наследный кханский принц. Единственному уцелевшему из батальонов его бригады досталась сомнительная честь – быть последними войсками Империи в Северном Каодае. За спинами его кханских стрелков уже маячил враг – все такой же таинственный, как и полмесяца назад, когда началась эта кровавая бойня.

Через полчаса в звенящей тишине, опустившейся на город после прохода войсковых колонн и прерываемой лишь стрекотом цикад и стонами умирающих раненых, вдруг раздался еле слышный лязг, приближающийся к городу со стороны гор.

Мост через Равайо, подготовленный к взрыву саперами капитана Риджуэя, так и не был взорван – и теперь раненые, бессильные что-либо сделать, глухо матерились, проклиная все и вся и зная, что оставленный мост даст наступающему врагу несколько часов так дорогого сейчас времени.