Север Старков - Расписки для вечности. Сборник рассказов

Только ночью Вера забиралась повыше к окну, подолгу смотрела в темноту, на черно- синее небо, луну, звезды…

Она шептала в небо свою детскую молитву, она просила у неба одного, чтобы это скорее все закончилось. Она твёрдо верила, что все снова оживет, разрозненные пазлы соберутся в яркую картинку, где она, девочка, не кукла, ей весело, легко и беззаботно и ее рука в сильной теплой ладони кого-то очень доброго и надежного. Навсегда. От молитвы становилось теплее в груди, и Вера с нетерпением ждала ночь. Ночь была ее другом, это было ее время, ночью ей было хорошо, и каждый раз она с ужасом замечала едва проблескивающий рассвет, как вампир, со страхом щурилась на огромное светило, медленно встающее из-за крыш. Она знала, что скоро проснётся дворник, шла на импровизированную кухню, вставала на табуретку и делала ему нехитрый завтрак. Потом залезала на свой диванчик и пряталась под одеяло. Так тянулись дни, месяцы, может годы. Она смастерила плотный кокон из фантазий и мечты, скрепила верой и закрылась там, в надежде однажды утром обрести крылья…

4.

Но утром не было крыльев…

5.

Что ждало ее впереди, каким бы стало ее маленькое большое сердце, израненное, выщербленное от каждого плохого слова, от каждого переживания. Она видела разномастные попойки, видела, как дерутся пьяные мужики, переворачивая все вокруг, видела кровь, и женщин, делящих тряпки и выбирающих себе любовь на вечер, видела то, что не должна была видеть. Кем она станет? По какому пути пойдет в поисках тепла и счастья? Может Вера научится пить, врать, красть, продавать, продавать единственное, что у нее есть, свое тело, как и те, что окружают ее сейчас?

Пока она еще видит небо. Грязное, пожелтевшее от времени мутное стекло не скрывает от ее взгляда прозрачности и чистоты небосклона. Небо так похоже на море, ласковое и безграничное. Вера говорит с ним, и надеется, что оно ее слышит.

6.

Как-то ей вспомнились слова молитвы «Отче наш». Сначала она бездумно повторяла эти слова, как когда-то давно считалочки. Катала звуки молитвы шариком на языке. Ей приходили на ум вопросы и ответы. Отец. Небесный отец. Ее мама ведь тоже там? Так, незаметно для себя девочка стала разговаривать с Тем, Кто на небе. Вера говорила с Ним, как со своим отцом, спрашивала про маму, рассказывала, как прошёл ее день, что было в нем хорошего.

Да, она научилась видеть хорошее, хотя его было так мало в ее жизни. Солнечный зайчик на стене. Сияющая снежинка на ладони. Мурлыканье уличной кошки. Кудлатый дворовый пес, дружелюбно виляющий хвостом, когда она кормила его косточками и хлебом.

Она говорила в тишину ночного неба. Каждый раз, заканчивая просьбой, забрать ее. Ведь дети должны быть вместе с мамой и папой. Она не ждала ответа. Только верила. Отчаянно, безоговорочно и безгранично, как умеют только дети. Бог слышит искренность ее в каждом звуке. Небеса отвечают взаимностью.

Верила, что однажды поднимется по сияющей звездной дорожке высоко-высоко. Так высоко, что будет кружится голова. Она не испугается, не отступит и не оглянется. По острым холодным осколкам воспоминаний она доберется до волшебной двери. Двери сверкающей, переливающейся всеми цветами радуги, трепещущей, словно крыло огромной стрекозы. Ее встретит Ангел с добрыми глазами и негромко предложит войти. Да. Она доберется туда. Она уже слышит шорох крыльев Ангела. Мама и папа, наверное, уже заждались ее.

7.

– Отец, я так люблю тебя. С тобой я не боюсь ничего. Ты любишь меня. Ты. Любишь. Меня. Папа…

«Но подступили дни перемен:

Хитрый охотник взял его в плен.

И в зоопарке пасмурным днём

Стал он обычным серым слоном…»

Из-за крыш медленно поднималось светило… Дворник заворочался и заскрипел пружинами. Небо неуклонно светлело. Девочка устало опустилась на подушку, прикрыла глаза. Вот-вот начнется новый день, с обычными хлопотами по дому, она сможет найти в нем что-то светлое, и ночью ей будет, чем поделиться с Ангелом. Незаметно она уснула.

Грохот в дворницкой вырвал её из сладкого забытья, – дворник наступил на бутылку и, проехав на ней полметра, плашмя опрокинулся на пол. Он сильно разбил голову об угол стола. Вера вскочила. Заморгала спросонок. Она не понимала, что случилось. Осколки стекла на полу. Дворник скулил, стоя на четвереньках, голова в крови. Девочка приняла его за огромного пса. Дворник утробно зарычал и попытался встать, неудержался, снова упал. Теперь он лежал, ничком, не двигаясь. Лужа крови медленно растекалась по полу. Вера окаменела от страха. Слезы выступили на глазах. Отче наш. Она вскочила, взяла с подоконника бинт, – живущий на небесах… – подвинулась к нему вплотную, подняла своими маленькими ручками его косматую голову, и принялась бинтовать, напевая свою колыбельную…

«Зря унываешь, нету беды.

Я-то ведь знаю – розовый ты.

Может, случайно где-то во сне

Ты прислонился к серой стене.

Добрый мой слоник, ты извини,

В жизни бывают серые дни.

Скоро подарит солнце рассвет,

Выкрасит кожу в розовый цвет!»

8.

– Привет, Вера.

– Здравствуй…

– Я принёс тебе куклу…

Ангел сидел на подоконнике, и болтал ногой.

– А… а, ты кто? Ангел??

– Ангел, ты же звала меня?

– Ну… наверное…

– Вот я и пришёл. Меня зовут Ройх, и я пришел за тобой.

– Я ждала… Долго. И я боялась, что ты никогда не придешь. Как ты нашел меня?

– Ты верила. Твоя вера, вела меня, как огонек маяка, приводит корабли в гавань.

Вера гладила и крепко прижимала куклу. Сердце ее наполнилось радостью, на губах расцвела улыбка. Все, о чем она мечтала, тихой поступью пришло в её жизнь.

Человек с перебинтованной головой, очень похожий сейчас на Шарикова после операции, смотрел на чудо посереди своей маленькой затхлой комнатенки. Сверкающая полусфера переливалась всеми цветами радуги, и похожа была на большое крыло стрекозы. С каждой секундой её мерцание становилось все меньше, границы этого портала становились все менее отчётливые. Он видел, как минуту назад его дочь шагнула в вечность. Она прижимала к груди куклу одной рукой, другой держала за руку Ангела.

В соавторстве с С. Хурсан.

«…и спросили его: что же? Ты Илия? Он сказал:

нет. Пророк? Он отвечал: нет» (Ин.1:21)

Его звали Ванька, Ванька Казанец. Никто не знал, почему Казанец, впрочем, никто и не знал, откуда он пришёл, и какого роду-племени. Просто однажды появился в деревне Разгуляй эдакий хлопец, который по виду был вечно пьяный. Но не из тех, что буйные, по вечерам дебоши в хате устраивали, да по деревне искали, где повеселее, хоть на притолоке усесть, да только не домой. А такой, – тихий, доброход, с дебелеватой улыбкой, да большим сердцем. Таких называли одним словом, только смысл вкладывали разный… Ванька был парень здоровый, мог запросто оглоблю рукой переломить, да подковы на спор гнуть, Митрофан-то, кузнец наш, давно его приваживал к ремеслу, а тот ему свою отповедь, мол, некогда. Чем так занят был – никто и не знает, да вот только работать Казанец не хотел никак. Все ходил по деревне да медяки сшибал.