Василий Нестеренко - Африканская тетрадь. Или по дороге в Париж

– Ты проболтаешься.

– Да. Я хочу, чтобы люди знали правду.

Сам чувствую, что на карту поставлена вся моя жизнь. Даже не знаю почему – просто такое ощущение, что мы друг друга на «вшивость» проверяем.

И тут – хлоп – над головой возникает круг из плазмы. – Так – думаю – ответ пошёл. Круг превращается в поверхность озера на уровне глаз, а оттуда – пенис, как у собак бывает, только гигантский. Чувствую, что я Его допёк. По-моему, у Ницше есть фраза: «Если долго заглядывать в бездну, то бездна может заглянуть в тебя» – так, кажется?

Этот пенис выгибается в мою сторону, берёт меня как бы ртом за голову, то есть моё ментальное тело (а я опять со стороны наблюдаю) и встряхивает. Потом, как тряпку, давай полоскать мою пустую оболочку в озере. Прополоскал. Остановился. Сейчас проглотит. Уже не контролирую ситуацию. Гаплык, по-украински говоря… Пропала шкурка.

А он, будто из шпрИца, медленно так, начинает вкачивать в меня красноту из которой сам состоит. До тех пор, пока у меня руки-ноги не задёргались. Накачал и выплюнул.

Я так обрадовался, что жив остался. И – тёку оттуда. Со всего этого очищения на хрен. Мне говорят: «Идите на этику: процедура ещё не завершена». А у меня: чемоданы в камере хранения и поезд через два часа.

Говорю: нет, ребята, я поехал (думаю: пока крыша не поехала).

Самое главное, как и ожидал – опухоль за те несколько минут с левой ступни исчезла. Приехал в Керчь – ещё кожа как носок болтается. Но всё быстро затянулось. Только ссадины на пятках еще долго просматривались.

Вот такие дела. Зато позвонки как новые. Врач в шоке.

Я поднял дерматиновую штору и раздвинул занавески. За окном бушевал степной рассвет.

– Главное, что здоровье поправил. – Лена ладонями разгладила мне воротник рубашки и застегнула пару верхних пуговиц. Ты не по годам крепок… Надо же. Везёт мне на мужчин!

– Вы мне льстите, мадам?

– Нет, милый. Я просто пытаюсь перед собой оправдаться.

Небольшое плазменно-белое солнце мягко вынырнуло из утренней дымки и влажно дышало энергией нового дня. Как ныряльщик, нашедший в пучинах сочную жемчужину, трудяга-Бог исполнял свой рутинный цикл, творя очередной шедевр. Ковры цветущего рапса радостно сверкали Ему в ответ ещё не испарившимися капельками росы.

Но узлы нескольких железнодорожных путей уже напоминали о приближающейся развязке. Видимо, надо было послушать специалистов, да и остаться на этику тогда в Питере. Ведь сегодня я опять подвёл Бога, пока он спал…

Снаружи постучали: «Следующая станция Киев!»

Тем не менее, чувство безумной свежести переполняло чашу случившегося праздника. Игра продолжается, маэстро Бо! Так я видел ситуацию с мужской позиции.

Елена же, грустно и как-то по-джокондовски улыбаясь, впечатывала мне в мобилу номер своего телефона.

5.Перелёт

Желто-голубой ИЛ торжественно набирает высоту в бирюзово- закатном небе над Киевом.

Я не вижу ни одного пустого кресла. Наших моряков уже шестеро. В Борисполе керченскую группу встретил старший механик из Севастополя Владимир Аксёнович Бобров – уже давно не пьющего вида поджарый старик. С ним полноватый, но не крупно сложенный молодой человек. Он электромеханик. Зовут Борис. И ещё – самостоятельно прибывший из Феодосии 2-й механик Николай – крупный белокурый, как потом выяснилось – ариец.

В Амстердаме пересадка. И ещё 9 часов полёта на огромном полупустом Дугласе до Аккры.

Группа керчан кроме рефмеханика (т.е. – меня), состоит из вышеупомянутых 3-го механика Виктора Стосова и моториста Юрчика. Последнему – уже 50. Это запредельно критический возраст для рядового состава. Виктору – ещё 38. Он сидит далеко сбоку через проход, беседуя не то с иллюминатором, не то со стармехом, изучающим облака. Рядом со мной в центральном ряду слева место занял розовощёкий Борис. А справа – симпатичная американка сексопильного возраста. Оказывается, едет в центральную Африку с группой учёных-экологов. Зовут Кристи.

– Чего желаете, господа? – с двухметровой высоты интересуется стюардесса-голландка, подкатывая тележку.

– Водка, коньяк! – моторист слева от электромеханика выразительно стучит себя по кадыку тыльной стороной ладони.

Кристи пьёт только пиво, а то, что покрепче передвигается с её подноса на мой. Но и от пива американка хмелеет. Я прикасаюсь к её руке чуть выше локтя. Чувствую что-то горячее, женское в её ответном движении.

Мои стихи ей нравятся и без перевода.

Самолёт-аэробус двухэтажный. Над передними рядами кресел расположен большущий монитор с алой лентой траектории полёта, движущейся по географической карте. На спинках передних кресел – индивидуальные экраны поменьше с множеством компьютерных функций. Двадцать лет тому назад в салонах международных авиаперевозок всё было гораздо проще.

Между болтовнёй на плохом английском и тремя обильными ланчами время уплотняется. Пора прощаться. Предлагаю Кристи свою помощь (у неё два места ручной клади). Прохлада салона сменяется влажной жарой внешнего мира. Гудбай, Америка!

Девушка шлёт в ответ воздушный поцелуй и исчезает в дверях аэропортовского автобуса. Навсегда.

Hello, Африка! Аккра – это столица Республики Гана. Но порт и бухта, где ждёт нас на рейде наше судно – называются Тема. Это ещё несколько часов езды вдоль побережья Гвинейского залива.

А пока – небольшой двухэтажный аэровокзал, где мы отлавливаем с движущейся по кругу ленты долгожданный багаж. Хочется пить. Но не вижу ни одного киоска или автомата с водой.

Внезапно обнаруживаю, что вокруг нас одни чернокожие люди.

Они медлительны. Время событий вязнет в липком воздухе коридоров.

Кондиционеры не справляются или просто не работают.

В таможенном предбаннике нас тормозит важный офицер в униформе советского вагоновожатого. Он неторопливо помешивает чай в тонкостенном стакане, вставленном в мельхиоровый подстаканник и строит из себя бога им же созданной ситуации. Такое ощущение, будто времена предперестроечного застоя не покидали нашу планету. Они, всосав СССР, чмокая и булькая, перетекли сюда, в чёрнозелёную знойную Африку.

Поэтому мы упорно ждём уполномоченного представителя от испанской фирмы работодателей. Оказывается, он должен дать таможенникам «в лапу». В противном случае здесь можно просидеть сутки и больше. Без всяких на то оснований.

Начинаем знакомиться с россиянами, прибывшими за несколько часов до нас из Калининграда через Париж. Их 7 человек: три матроса (два молодых и один постарше), два штурмана (старпом и 2-ой помощник), а также капитан Сергей Алексеевич Кондрашенко. Чуть поодаль – цветасто одетый худощавый шефповар Валентин. В судовой роли он значится как Вальдемар.