Геннадий Солин - Горизонтальная вертикаль. Сборник повестей и рассказов

Смуглые жилистые люди, поминутно протирая миндалевидные карие глаза от попадающих в них каменных осколков и искр, высекаемых незамысловатыми орудиями производства, годами выверенными движениями отделяют от горных массивов неподъёмные каменные блоки. Другие такие же люди с неимоверным напряжением сил тащат их в гору, от чего их миндалевидные глаза становятся круглыми и выпуклыми. Там, на вершине, их более искусные соплеменники, так же не щадя живота своего, складывают из обтёсанных каменных глыб высокие усечённые пирамиды и другие инженерные сооружения непонятного нам предназначения. Не успевает засохнуть раствор, состав которого не разгадан до сих пор, как ещё более искусные, но уже менее жилистые и смуглые граждане с выраженным чувством прекрасного, начинают высекать на возведённых стенах неимоверные по красоте и глубокие по смыслу барельефы и символы. И так изо дня в день, из года в год, из столетия в столетие маялся индейский люд. Ни выходных тебе, ни праздников, а только одна надежда на светлое будущее, которое должно упасть на него с неба, куда бессменно смотрели искуснейшие и умнейшие майские индивидуумы, взгромоздившись на самые вершины самых высоких пирамид. Они так долго смотрели в бескрайние космические просторы, так увлеклись этим процессом, что совершенно забыли о том, что существует строго противоположное направление.

А там внизу, как и положено, всё больше проявлялись низменные инстинкты. Народ, с одной стороны, почувствовав бесконтрольность, а с другой – устав от ожиданий и физических мук, стал сам искать светлое будущее, полное неземных удовольствий. Всё большее распространение получали «трубки мира». Сначала в них курили табак, но постепенно, ввиду дороговизны оного, стали добавлять травку. В результате все курящие получили возможность на мгновение ощутить обещанное счастье. Некурящим же было обидно за непричастность к процессу и они решили табачок нюхать и жевать. Однако кроме чиха и неприятного привкуса во рту ничего не ощущали. Счастье оставалось таким же далёким и непостижимым. Но они, закалённые в многовековой маяте, были бы не они, если бы остановились на полпути и не извлекли из какого-то совершенно не белого растения снежно-белый порошок, который и нюхать можно было, не рискуя изойти соплями, и даже лизать. Самое же главное, что в результате счастье оказывалось значительно ближе и ощутимей.

Наступил день, когда и наверху устали держать головы задранными в небесную высь в надежде на что-то лучшее и обратили свои искуснейшие и умнейшие взоры вниз. А там, о чудо! Всеобщее веселье и пофигизм, отчего они, как когда-то нижние, почувствовали такую усталость и безнадёгу, от которых даже не спасала только им доступная жидкость, выжатая особым способом из кактусов.

– Раз им там всем так хорошо, – подумали верхние, – значит светлое будущее уже наступило, но как этот момент прошёл мимо нас? Получается, что все наши надежды и ожидания – пшик, и все наши усилия прошли впустую? От таких выводов ничего не оставалось, как спуститься вниз и почувствовать тамошнее счастье.

– Всё: и парад планет, и солнечная система, и земной календарь, и даже умение до секунд определять время, всё псу под хвост! – Не совсем членораздельно бормотал черноволосый сухощавый мужчина, облачённый в головной убор из птичьих перьев. Пошарив вокруг себя миндалевидными глазами, он обнаружил посудину – подобие пиалы, выпил её содержимое и занюхал белым порошком. Его карие очи покрылись маслянистой плёнкой. Он, как в последний раз, посмотрел в сереющее небо (близился закат), взял зубило и, пока ещё твёрдой рукой, высек на специальной каменной плите 21. 12. 12. – время захода солнца с точностью до секунды. Затем, немного подумав и счастливо улыбнувшись самому себе, добавил к написанному: «Да пошло оно всё на…». Руки дальше не слушались, но язык ещё смог выговорить: – Хау, я всё сказал. После чего смотритель календаря сладко потянулся и, бесцеремонно улегшись на расстеленную на каменистом грунте попону, безмятежно захрапел.

26.11.12.

Л А М П О Ч К А

Висит груша, – нельзя скушать. Была лет сорок-пятьдесят назад, а может и сейчас существует, такая детская загадка. Какой ответ? Ну конечно – лампочка! Та самая лампа накаливания мощностью 40, 60, 100 ватт, используемая для бытовых нужд по сей день и действительно похожая на грушу.

Маленькие дети, несмотря на способность закатывать капризные истерики, в большинстве своём вполне вменяемые и уже разумные существа, поэтому совершенно спокойно воспринимают аксиому, что лампочки действительно не съедобны, хотя и похожи на грушу, которую ох как хочется скушать, особенно зимой, в период недостатка витаминов. Но дети чётко понимают, что лампочка просто похожа на медовый фрукт, а на самом деле это обыкновенное стекло. Так что даже лизать его нет никакого смысла.

Однако с возрастом и дети меняются и, соответственно – их мировосприятие. Но почему-то, вопреки здравому смыслу, эти перемены происходят не всегда в лучшую сторону, особенно, когда человек достигает зрелого возраста или ему, по крайней мере, так кажется. К тому времени он уже не задумывается, как ответить на загадку о груше, и делает это «на автомате». Хотя внутри, сам того не осознавая, он вовсе не уверен, что это так. Почему? Наверное, потому, что уже был не раз в цирке и наблюдал, как глотают шпаги и огонь. Видел в кино отчаянных выпивох, смачно закусывающих стеклом только что опорожнённого гранёного стакана. А может быть и потому, что он уже «сам с усам» и всё пройденное им раньше он считает не достойным его повзрослевшего внимания.

Как бы то ни было, но детская привычка всё проверить на себе, попробовать «на зуб» засела в нём навечно. И вот мы уже видим, как в ответ на вызывающее: «Слабо?», особенно если это произнесено розовыми девичьими губками, он сидит с торчащим изо рта цоколем лампочки и тупо вращает вытаращенными глазами, пытаясь улыбаться заполненным ртом, сохраняя, как ему кажется, таким образом, внешнее спокойствие. Именно тогда из глубин его, с позволения сказать, ума всплывает детская аксиома о том, что нельзя кушать лампочку, хоть она и похожа на грушу. Не только потому, что можно порезаться, но и потому, что её даже близко ко рту подносить нельзя, ибо если в этот рот засунуть, то уже без посторонней помощи оттуда её извлечь нельзя!

– Ха! Кто сказал?! – И пальцы обхватили цоколь в надежде на скорое освобождение изо рта остальной части лампочки. Нет! Устное народное творчество потому и народное, что этим самым народом опробовано и выстрадано, и превращено в народную мудрость.

И тут, трясясь в такси по дороге в травмпункт, под ехидным прищуром водительских глаз он, сгорая со стыда, отчётливо понимает, что загадка та предназначалась не столько для детей, чьи маленькие ротики не в состоянии поглотить даже сорокаваттную лампочку, а для таких придурков, как он. А таксист не перестаёт облучать его ехидной ухмылкой.