Никита Каховка - Альтернатива

Ему вспомнился сон. Перед глазами, четко и ясно, предстала сцена в доме. Волна ощущений вмиг нахлынула как в сознание, так и в тело, и переживания были, как и при пробуждении, слишком явные. Интересно, все-таки к чему он?

Придерживаясь встречной половины дороги, приближалась женщина. На вид ей было лет к пятидесяти, и фигура соответствовала возрасту. На лице не наблюдалось и тени улыбки, и видно, от этого подбородок несколько задрался вверх. В руке она держала тонкий поводок, на конце которого была прицеплена собачка. Игрушка, так называл парень подобных домашних питомцев. Маленькая, то ли пушистая, то ли обстриженная, или совсем без шерсти, с маленькими или выпученными, всегда слезящимися и перепуганными глазками. Перепуганными и наполненными постоянным вопросом – что я?

Поводок был длинный, поэтому «игрушка» свободно бежала впереди хозяйки и по встречной половине. Она как раз приходилась под шаг, вернее под удар от ноги Кольмана. Который в свою очередь поглядывал то на игрушку, то на ее владелицу. Странно, но та ничего не предпринимала. Она лишь смотрела на шедшего человека и на свою собачку, которая находилась на его пути. И кто знает, что было у нее на уме, но однозначно совершенно не то, что нужно было.

Игрушка взвизгнула.

Кинологи, собачники, любители собак.

Ну, с определением «кинолог» – это понятно. Но собачники – что это? А любители собак, это которые? Скорее всего, это те, кто путем селекции производят такие вот игрушки. Маленькие, такие миленькие, пушистые симпатюлички. Особенно когда им три – четыре недели. Причем выбор и цвет становится все разнообразнее. А другие, такие же любители собачек, покупают эти игрушки, и с большой радостью. Но вот парадокс. В глаза бросается обязательная закономерность – чем больше таких игрушек производит «фабрика», тем больше собак появляется на улицах. Причем и некогда породистых кровей.

Казалось бы, возьми собаку с улицы; вымой, вычеши, накорми – и не будешь знать преданней животного. Вон их сколько. Выдрессируй, научи прыгать через ногу, ходить на передних лапах. А после, если стыдно говорить, что это чудо – обыкновенная дворняга, выдумай слово, которое не выговорить, чтоб не сломать язык, и говори всем, что это заморская, древнейшая и редкая порода. Очень дорогая, кстати. Плюс, добавить еще душещипательную историю о вымирании вида, – и очередь за потомством обеспечена. Главное, говори убедительно – и поверят. И не важно, что это ложь. Ложь сама по себе приятна и желанна. Ложь готовы принять абсолютное большинство людей. Поэтому поверят. Да что – поверят! Деньги соберут! На памятник.

Странно все это.

Да, «любовь» – это чувство еще нужно понять.

Августу не раз приходилось слышать от знакомых и не знакомых ему людей – я собак (животных) люблю больше, чем людей. Или – я всей душой ненавижу людей!

Стоп! А у тебя… Душа… есть?

Есть, конечно.

Но здесь парадокс заключается в следующем. Это говорит тот, кто ненавидит, и о тех, кого ненавидит. То есть, он должен (или это уже так?) ненавидеть себя. Ведь чем он лучше людей, к роду которых принадлежит? Если он, конечно, не животное. Но он-таки в теле человека. И размышляет, как типичный человек.

Опять же парадокс – этот ненавистник подразумевает всех людей. А как же те, кто подарили ему жизнь? А как же…

– Нет, Август, что ты! К тебе это не относится! Ты не такой.

– Как это не относится? Ведь я принадлежу к тем, кого ты ненавидишь. Ведь я – человек!

Человек.

Что в этом Мире не так? Или это с определенными лицами что-то не так? Может, они больны? Или все-таки я?

А как правильно сказать: болен или нездоров? Болен психически, а нездоров физически. Ну так можно сказать и «нездоров психически»… Тьфу ты! Смысл остается тот же. Правда, если сказать нездоров – звучит более ободряюще, нежели больной… на всю голову.

Скорее всего, это с теми, кто ненавидит, что-то не так. Так может, это и есть собачники?

Разве так можно? Да, среди людей много тех, кого хочется ненавидеть, но зачем обобщать? Ведь не каждый может мгновенно среагировать на глупость высказывания. И что потом? А потом автоматически срабатывает самозащита, включается отчуждение и через короткое время – расставание. Встречи с этим человеком заканчиваются. Но кто знает, возможно, этому ненавистнику как раз и нужны были эти встречи? Возможно, благодаря именно этим встречам могло поменяться мнение, пока не пришла старость, а вместе с ней зачерствение. После чего мнение уже не изменить никогда. И самое худшее, теперь это мнение будет распространяться и дальше.

В юности у Августа была собака. И конечно же, его тоже называли «собачник», но он был категорически против этого. Вроде как и ничего обидного, просто определение, шуточное, но не нравилось. И объяснения этому не было. Просто не нравилось.

Кольман любил собак. Поэтому и не заводил.

Он не любил другое – глупость собачников и собак, которые (чаще дворняги), желая услужить тому, кто ее «пригрел», или еще по какой причине – ведь это собака – нападали на людей, желая искусать.

А как понять человека, который при виде миролюбивого животного…

– Он не укусит, не бойтесь! – обычно так говорят.

…трясется от страха, и так с этим и живет? Каждодневным испытанием.

Как-то парень прогуливался поздно вечером с девушкой по улице, по которой хаживал тысячи раз. На их пути появились две крупные собаки. При виде людей они завиляли хвостами, надеясь на получение какой-то еды. Август даже не обратил на них внимания, а вот спутница отреагировала за них обоих. Сначала она вцепилась, обеими руками, в его руку. Оценив степень сжатия от тонких пальцев, молодой человек не стал задавать ненужный уже вопрос – ты боишься собак? Но принялся обдумывать дальнейшие действия.

Одно дело знать, что дети, напуганные собаками, до конца жизни будут их бояться, а другое дело столкнуться с таким «ребенком» лично. Который мгновенно теряет самоконтроль.

Чем ближе пара подходила, тем меньше виляли хвостами собаки. Послышалось рычание, сначала одной, той, что была старше. Вторая же, поглядывая на старшую, принялась лаять, но, в некотором смысле, игриво или трусливо.

Кольман быстро оглянулся, не видно ли других «друзей», особенно со спины. Хотя его спину теперь полностью закрывала девушка. Она хваталась за его бока, плечи, руки, шею. Причем именно со своей шеи ему пришлось дважды отрывать ее руки, иначе она задушила бы его. И уже на следующий день приятели смеялись над ним, предполагая бурную ночь, указывая на синяки и кровавые царапины как на шее, так и на лице. Правда, парень пытался рассказать, как было на самом деле, и в первую очередь поделиться пережитым опытом, как реагирует человек, испытавший однажды подобное. Тем более, что это может каждому пригодиться, чтобы контролировать ситуацию. Но в это никто не хотел ни верить, ни слушать. Фантазии о жгучей подружке гораздо приятнее. Не существующей, но так интереснее. И чем серьезнее становился рассказчик, желая донести важную, как ему казалось, информацию, тем чаще его перебивали и смеялись над ним…