Евгения Дикова - Вторая жизнь

Через несколько дней Лиля и Любовь Георгиевна вечером, уложив Костика, сидели за очередным рукоделием – Лиля перешивала платье, подаренное Алинке любящей, но не угадавшей размер бабушкой, а Любовь Георгиевна вязала очередные носочки из пряжи, которую вместе с вещами отдала Лилина мама. Вика присела на кресло и некоторое время восхищенно смотрела за работающей Лилей, потом, когда Лиля окончила очередной шов, немного смущенно произнесла:

– Лиль, помнишь, я тебе рассказывала про свою подругу Ксюшу?

– Про ту, к которой в гости вы с Алинкой ходили на днях? – уточнила Лиля, вдевая нитку в иголку.

– Про нее, – отозвалась Вика. И уже увереннее продолжила:

– У нее есть двое детей, девочки, погодки. Младшая в этом году в школу идет, но вот совпало, что ее муж потерял работу и у нее на работе зарплату уменьшили. Ребенка в школу одевать надо. Есть вещи, оставшиеся от старшей дочки, и почти все в хорошем состоянии, вот только беда: старшая – девочка крупная, с широкой костью и рослая, в папу, а младшая – тоненькая и невысокая, в маму. В общем, что я хожу вокруг да около, – спохватилась Вика, внезапно прервав рассказ. – Ты могла бы попробовать подогнать вещи под младшую? Не бесплатно, конечно, – торопливо добавила она. – Много, конечно, заплатить Ксюшка не сможет…

– Конечно попробую, сделаю все, что в моих силах, – тут же откликнулась Вика, – и не надо никаких денег.

– Деньги как раз надо, – возразила Вика, – иначе Ксюшка в следующий раз к тебе обратиться не сможет, да и тебе эти деньги лишними точно не будут.

Лиля согласилась, и уже на следующий вечер к ним домой пришла Викина подруга со своей младшей дочкой и двумя огромными пакетами вещей.

– Я понимаю, что здесь много всего, – принялась оправдываться Ксюша после того, как все напились чая с пирожками и вишневым вареньем, которые были ею принесены, – просто я совсем не разбираюсь в шитье и поэтому не знаю, что можно попробовать перешить.

– Чем больше вещей, тем больше возможностей выбора для переделки, – отмахнулась Лиля, и началась работа по снятию мерок, примерке вещей и продумыванию того, как все это будет выглядеть на раскрасневшейся и довольной в предвкушении обновок Ксюшиной дочке Юльке.

Спустя полтора часа активных примерок и подгона по фигуре при помощи английских булавок прямо на нетерпеливо вертящейся Юльке был разобран, да и то не полностью, только один пакет.

– Все. Объявляю перерыв. До субботы, – заявила, улыбаясь, Лиля, падая в изнеможении в кресло, – к субботе постараюсь большую часть перешить, Юля примерит, и, если качество устроит, возьмусь за оставшееся.

Вскоре гости ушли, и Лиля, почитав Костику и Алинке сказку и уложив их спать, не желая терять времени, принялась за работу. Любовь Георгиевна тоже еще сидела за вязаньем и ложиться вроде бы не собиралась; значит, решила Лиля, можно будет и на машинке что-то прострочить, а не только наметать. Комната Лили, Любови Георгиевны и, как планировалось вначале, Костика находилась в противоположном от детской и спальни Вики и Ильи конце квартиры, рядом с гостиной, а сама квартира была хоть и небольшой, но четырехкомнатной. Но Костика неожиданно для всех пришлось укладывать спать в детской Алинки. В день приезда девочка не хотела отпускать от себя обретенного троюродного брата, и Вика предложила постелить Костику на диване в комнате своей дочери. Лиля попыталась было возражать, ей и так было неловко стеснять своим присутствием родственников, но усталость после дороги, рев Алинки, и присоединившегося к ней через некоторое время Костика сделали свое дело, и она махнула рукой. Через несколько дней Лиля попыталась поговорить с Викой о том, что надо бы переселять Костика в их с Любовью Георгиевной комнату, но неожиданно Вика взмолилась, объяснив, что дочка плохо спала одна, Вике частенько приходилось оставаться на ночь в детской или, уходя, когда Алинка заснет, включать радионяню и прибегать на каждый шорох, грозящий перерасти в истерику, если мамы не было рядом. В последние же дни Викина дочь хорошо спит, не просыпаясь посреди ночи, и Вика с Ильей наконец-то стали спокойно спать по ночам.

Лиля наметала швы на сарафане, достала из шкафа швейную машинку. Что бы она без нее делала! Руками столько не сошьешь. Машинку отдала Лиле Викина мама, узнав, что Вика перешивает вручную одежду для своего сына. Лиля попыталась было отказаться, но Светлана Сергеевна четко и безапелляционно объяснила, что сама она не шьет и никогда не шила, а машинка лежит дома еще с тех времен, когда Вика училась в школе и что-то шила на уроках труда, и поэтому Лиля только сделает ей одолжение, если заберет ее. «Вот в кого, значит, Вика характером», – подумалось тогда Лиле: такая же энергичная и безапелляционная и так же, как и ее дочь, умеющая не только не унизить помощью, но еще и представить помощь как одолжение, сделанное для нее. Еще некоторое время Лиля напряженно работала, стараясь успеть за остаток вечера как можно больше, но эта напряженная работа была ей абсолютно не в тягость, наоборот, она получала от нее огромное удовольствие. Ей всегда доставляло огромное удовольствие шить, особенно одежду для девочек и женщин, для себя она лет с двенадцати шила многое из одежды сама, а уж как были обшиты все Лилины куклы! Правда, в этом в большей степени была заслуга Лилиной мамы, которая была швеей от Бога, помимо основной работы в ателье обшивающей, подчас за символическую плату, друзей и знакомых. Впрочем, Лиля, которой впервые разрешено было взять иголку в руки лет в пять, годам к семи-восьми уже довольно неплохо обшивала пупсиков и даже мастерила простенькие наряды для своих Барби. В безденежные студенческие годы Лиля покупала вещи в секонд-хендах в дни максимальных скидок, а затем подгоняла их по своей фигуре. Шить с нуля было и дороже – хорошие ткани стоят недешево, и очень уж затратно по времени, ведь шить приходилось вручную: на студенческую стипендию и редкие подработки купить швейную машинку было нереально. Студенческие годы… Снова Лилины воспоминания против ее воли перенесли ее в тот счастливый временной отрезок, о котором она в последнее время старалась не вспоминать. Не вспоминать, потому что именно тогда она познакомилась с Николаем, а после таких вот воспоминаний каждый раз становилось еще больнее. Но и не вспоминать не было сил, ведь только в воспоминаниях она могла теперь быть рядом с мужем. И сейчас снова, против своей воли, она оказалась в Москве на территории ВДНХ, где она любила гулять по вечерам.

Лиля с детства мечтала учиться не в ближайшем к ним областном центре – Ярославле, а в Москве, ей почему-то казалось, что только здесь она сумеет получить достойное образование, благодаря которому сможет не только реализовать себя, но и помочь своим родителям и младшим братьям. Начиная уже с девятого класса Лиля упорно шла к своей мечте, все вечера проводя за учебниками, задачниками и всевозможными учебными пособиями, которые удавалось найти в школьной библиотеке или недорого купить с рук. Родители, опасаясь, что дочь испортит себе здоровье столь упорными занятиями, пытались отговаривать ее, советуя поступать в вуз в Ярославле или в колледж в родном городе. Когда все аргументы, касающиеся сложности поступления и здоровья, были исчерпаны, отец сказал, что они попросту не смогут содержать ее в Москве. «Сама справлюсь», – буркнула стоящая на своем Лиля, и разговор на время был отложен. Будучи реалисткой, Лиля, конечно, понимала, что родители действительно не смогут помогать ей, ведь даже привозить выращенную на даче картошку или домашние соленья-варенья в Москву было нереально – цена на билеты была слишком велика для бюджета их семьи, в которой было еще два малыша – Лилиных брата. Братья были еще совсем маленькие: старший, Мишка, был младше Лили на тринадцать лет, а младший, Илья, – на четырнадцать. Отказываться же от своей, появившейся еще в детстве мечты Лиля тоже не собиралась, и тогда она решила, что на возможность обучаться в Москве нужно заработать самой; точнее, решила она, нужно заработать хотя бы на первые полгода, а потом, освоившись в вузе, можно будет подрабатывать уже в Москве. С тем же упорством, с которым Лиля штудировала учебники, она начала искать возможности заработать деньги, хватаясь за любую работу, за последние два класса успев поработать промоутером и расклейщиком объявлений, разносила по почтовым ящикам рекламные газеты и занималась высаживанием цветов в скверах в летнее время, забирала с продленки детей соседки, которая работала до восьми, и выгуливала собаку другой соседки, когда та уезжала в командировку. Все это не приносило больших денег, но тем не менее за два года накопилась сумма, которой, по Лилиным подсчетам, было достаточно, чтобы, живя в общежитии, прожить в Москве по крайней мере полгода. Когда же за несколько месяцев до окончания школы родители спросили, что ей подарить на выпускной, Лиля ответила, что дарить ничего не надо, потому что на выпускной она не пойдет. «Но почему? – удивилась мама. – Платье я тебе сошью сама, а остальные расходы нам вполне по карману». Лиля только отрицательно покачала головой. «Подумай хорошенько, – увещевал ее отец, – выпускной бывает раз в жизни, неужели тебе не хочется надеть красивое платье, еще раз встретиться с одноклассниками?» «Нет», – просто ответила Лиля. Говоря о том, что остальные расходы, связанные с выпускным, семье по карману, мама слегка лукавила: денег в семье не хватало, подрастали Лилины братья – Мишка, которому месяц назад исполнилось пять лет, и Илья, которому вот-вот исполнится четыре. Одежда и обувь на них, как, наверное, на всех мальчишках их возраста, буквально горела, у машинок отваливались колеса, а к конструкторам хотелось новых деталей. «Пусть уж лучше мальчишкам на игрушки потратят», – подумала Лиля, детство которой пришлось на начало девяностых, когда с деньгами в их семье, как и во всей стране, было не просто плохо, а очень плохо. Всегда спасало то, что мама шьет, обшивая не только свою семью, но и знакомых, да еще и кормилица-дача помогала пережить особо трудные времена. Нет, несмотря на все финансовые и прочие сложности девяностых, Лилино детство было счастливым, у нее не было большого количества игрушек, но это с лихвой компенсировалось вниманием родителей, старающихся проводить как можно больше свободного времени с дочерью – гуляя летом по лесу или катаясь зимой на лыжах, играя в настольные игры или мастеря игрушки собственными руками. Впрочем, недостатка в игрушках Лиля не чувствовала, было у нее и несколько пресловутых Барби, точнее, как она сейчас понимала, подделок под них, которых родители дарили на праздники, экономя на многом, были и пупсики, и другие куклы, была куча одежды, сшитой вначале мамой, а потом и самой Лилей. Лилин отец мастерил для кукол из фанеры кровати и диванчики, Лиля с маминой помощью шила постельное белье и диванные чехлы. Детство было по-настоящему счастливым, и Лиля хотела столь же счастливого детства и для своих братишек, но хотела при этом, чтобы родителям не приходилось брать бесчисленные подработки, потому и отказывалась от праздника. Хотя, наверное, не только поэтому… В глубине души Лиля понимала, что, отказываясь от сопутствующих выпускному финансовых трат, она тем самым пытается компенсировать то, что частенько вместо того, чтобы остаться дома и посидеть с братьями, она бежала в школьную или городскую библиотеку, чтобы спокойно позаниматься в тишине, а вместо того, чтобы погулять с Мишкой или Ильей во дворе, выгуливала соседскую собаку, чтобы заработать денег. Да еще ее предстоящая учеба в Москве (Лиля почему-то была уверена, что поступит) тоже подливала масла в огонь, иногда заставляя усомниться в правильности принятого решения. Конечно, родителям было бы гораздо спокойнее, если бы Лиля училась поближе к дому, она могла бы даже приезжать домой на выходные, родители могли бы материально, пусть не деньгами, а хотя бы теми же соленьями-вареньями помогать Лиле, а Лиля в свою очередь могла бы помогать родителям с братьями или на даче. Но именно в этом-то и была загвоздка. Лиля не хотела приезжать домой на выходные! Она хотела учиться! А дома разве дадут два маленьких, постоянно бегающих и кричащих чертенка заниматься? Ведь именно поэтому Лиля пропадала все старшие классы в библиотеках. Но девушка успокаивала себя тем, что, обучаясь в Москве, она постарается приложить все силы, чтобы найти потом хорошую работу – и уже тогда помочь родителям и братьям, по крайней мере, материально.