Олег Соломатов - Духи Тургояка. Сказы Веры. Книга вторая

Потом мы прогулялись по центру Волгограда и уже просто заходили во все значимые музеи, куда успели. Ночевать было негде, так как мест в гостиницах не было без брони, и мы проехали на речной вокзал. Ночь пришлось провести в зале ожидания посадки, и еще в соседстве с миллионами комарих, нещадно заползающих под любые брючины, за шиворот, в рукава, для своих подлых кровоотсасывающих целей. Вначале я просто отмахивался, но в третьем часу ночи, не выдержав натиска, залез в пристроенный к лестнице пустой буфет. Скрючившись в позе зародыша, я закрылся в тумбочке для хранения продуктов, оставив для дыхания маленькую щель. Там и уснул. Даже милиционер, проходивший с обходом по залу ожидания под утро и светивший фонариком во все закоулки, не смог обнаружить меня. На зорьке все бока болели, а руки затекли, но зато комарам не досталось моего пионерского сладкого тела. Позавтракав бутербродами, мы сели на трехпалубный пароход «Герой Головачев» и отправились сначала по Волге, в сторону Каспийского моря, а потом, свернув в Волго-Донской канал, долго проходили тринадцать шлюзов и Цимлянское водохранилище. Стояла жара, а мы на верхней палубе всё это время валялись на лежаках, загорали, пили минералку «Нарзан» и принимали душ.

По прибытии в Ростов-на-Дону пару часов погуляли по центру города и сели на водный трамвай-ракету, быстро доставившую нас по реке в город Азов. Погостив у родственников пару дней, решили уехать. Обстановка была тяжелой из-за того, что за неделю до нашего приезда племянница была убита во время выполнения какого-то задания. Она работала следователем по особо тяжким. Получилось, что попали мы на поминки. Дальше, сев на поезд, вернулись на границу Ростовской и Волгоградской областей и, сойдя на небольшой станции, отправились в совхоз им. ХХII партсъезда – искать очередных родственников.

Встреча была неожиданной и очень радостной. Погостив недельку у гостеприимной дедовской сестры и ее многочисленных совхозных родственников, вернулись в Волгоград и решили на самолете вернуться в Челябинск, но билетов не оказалось ни в Челябинск, ни в Свердловск. Случайно освободились места в самолете до Магнитогорска, и мы галопом помчались к месту регистрации и посадки. Взлет, набор высоты, отстегнуть ремни, сок, легкий завтрак… Я даже успел отключиться на пару десятков минут. Но что-то пошло не так. В момент отключки я вдруг увидел в полусне видение, что перед иллюминатором с наружной стороны на меня с тревогой смотрит голубоглазая женщина, которую я уже где-то видел, и пытается что-то сказать. За обшивкой самолета ее слова растворяются в работе турбин авиалайнера, и я ни одного слова не могу разобрать. Тогда она начинает жестами показывать в сторону крыла. Рывки, тряска, перепады давления с болью в ушах возвращают меня в реальную и не очень приятную действительность. Видение растворяется в облаках. Что-то долго летим. Я напряженно смотрю в иллюминатор на закрылки, они то выпускаются, то снова втягиваются. Внутреннее напряжение на пределе. Уже становится страшно, но вот из облаков становится видна стремительно приближающаяся земля, и в какой-то момент толчок, стук колес и торможение. При выходе на трап вокруг нас стояло два десятка скорых и столько же пожарных машин. Только в зале прилета ожидающие и встречающие с любопытством стали выспрашивать про наши ощущения. Оказалось, что мы летели не два, а три часа из-за того, что отказал один двигатель и заклинило на одном крыле закрылки. Вот по этой причине их двигали туда-сюда перед посадкой. Когда ты на земле, уже ничего не страшно, но там, в небе, на девяти тысячах метров пустоты под ногами, реально в душе возникла паника. Но тогда подробностей никто не знал, и собственно, всеобщей паники не было. На поезде из Магнитогорска мы успешно добрались до дома. «Кругосветка» завершилась.

На следующий день я достал из сумки три пленочные кассеты с заснятыми кадрами хроники путешествия и, как заядлый фотограф, кинулся проявлять их и печатать. Технология отработанная: руки суешь в рукава толстой куртки, только наоборот – снаружи внутрь, берешь кассету с пленкой, разобранный фотобачок из четырех частей, подол куртки обматываешь вокруг всех этих штук, на всякий пожарный случай накрываешь еще покрывалом сверху. На ощупь в темноте, чтобы не засветить тридцатишестикадровую пленку марки «Свема», достаешь аккуратно из кассеты и начинаешь процесс наматывания пленки на направляющую спираль бачка. Когда все манипуляции с перемотками, разведением реактивов, заливкой и прочими манипуляциями были проделаны и проявлена последняя пленка, я стал на просвет осматривать еще мокрые негативы. В том месте, где я пытался сделать снимки из иллюминатора самолета на обратном пути домой, на каждом кадре негатива отпечатались темные сферические пятна. Может, это были блики от стекла, может, проявитель в этом месте слабее на пленку подействовал от ее слипания в бачке, но на всех кадрах из полета в небе были эти пятна. «Испорченные кадры», – подумалось мне. После печати я действительно на фотографиях увидел бледно-светлые шары рядом с самолетным крылом. Было впечатление, что это застывшие в невесомости, слегка издающие свет капли воды. Весь фотоотчет по поездке был представлен родителям и остальным родственникам, пришедшим послушать рассказ о том, как живет наша дальняя южная родня. В итоге вся поездка уложилась в 18 дней и кучу новых впечатлений. Еще не улеглись воспоминания и переживания от этого путешествия, а уже через неделю я был готов ко второй смене пионерского лагеря на озере Тургояк.

День заезда в этот лагерь на очередную вторую смену я снова ждал, как манну небесную. И вот, когда наступил этот благословенный день, всё повторилось как и в прошлый, и в позапрошлый годы. Площадь перед Дворцом автомобилестроителей, знакомые лица, автобусы, загрузка, путь до лагеря, суматоха сдачи путевок, камера хранения для чемоданов, разбивка по отрядам, занятие комнат, коек, тумбочек, получение формы… Эта суматоха так заводила, что усталости совсем не чувствовалось, и cпадала она только тогда, когда ты садился на край кровати перед отбоем. Да, всё повторяется, но уже с высоты прожитого года начинает восприниматься иначе. Детские поступки прошлого лета переосмысливаются, появляются новые идеи, друзья, чувства. Остается неизменным только расписание смены с ее днем Нептуна и прочей чепухой, ну и поход вокруг Тургояка.

Манной небесной для меня был именно этот поход, всё остальное уходило на задний план. Я, конечно, и с родителями мог бы уехать на противоположную сторону озера, чтобы пожить в палатке, но это было совсем не то. Дух отрядного коллективизма, дух свободы, дух единения с природой – вот что было главным, а с родителями и их друзьями чувствуешь себя под неусыпным контролем, защитой, чрезмерной опекой и не получаешь полного раскрепощения.